Как всё бесцветно, всё безвкусно,
Мертво внутри, смешно извне,
Как мне невыразимо грустно,
Как тошнотворно скучно мне…

Зевая сам от этой темы,
Её меняю на ходу.

- Смотри, как пышны хризантемы
В сожжённом осенью саду -
Как будто лермонтовский Демон
Грустит в оранжевом аду,
Как будто вспоминает Врубель
Обрывки творческого сна
И царственно идёт на убыль
Лиловой музыки волна… 

Уже шестое февраля
С утра заснежена земля
Пронзительный и хмурый свет
И от судеб защиты нет…
И рюмку с горькою водой
Ты тащишь хрупкою рукой
И взор лукавый мутен
Ах друг мой - ты беспутен!

Уже шестое февраля
Лежат открытые поля
Где человек лишь точка -
- печальный одиночка
Или по улицам Нью-Йорка
Плывёт наш человек как корка
Банана или апельсина
Больная хворая скотина

(Тыне ходил бы - ты бы лёг.
Ах не мочил бы бледных ног!)

(Наш человек он для примера
сегда стоит у обелиска
Или колонны старой эры
Он на линейке как бы риска.
Возьмёте двадцать его штук
Поставите их друг на друга
И древних вам видна заслуга
Достичь стремились солнца круг)…

Уже шестое февраля
В Париже набраны стихи
С журналом новеньким шаля
Меня прочтут большевики
Большевики начнут читать
Начнут скрести свой грешный волос
И Родина - плохая мать
Из-за спины подаст свой  голос…

Метель. Я пролетарий стран
Объединившийся без друга
Сижу в Нью-Йорке как цыган
И своё дело знаю туго.
В двенадцать подтянув штаны
Надев тулуп почти советский
Пойду квартиру красить в грецкий
Цвет и горчицы и вина

Через метель мне доллар виден
И он ведёт меня туда
На ниву потного труда
Который труд он не обиден
Но этот мир… что с него взять
Большевики… Капиталисты…
Не стану больше обнимать
Их страны сердцем моим чистым.

Жёлтый Ангел пролетел по небу,
Рисовою веткой пригрозил.
Спелый колос золотого хлеба
Протянул ему Архангел Михаил.

Леший, сидя у лесной тропинки,
Яд варил для камышёвых стрел
И сказал пришедшим на поминки:
Посмотрите, хлеб уже созрел.

Зарево зари ещё беспечной
Нежным светом землю озарит.
В нищенских дворцах Замоскворечья
Не для нас ли петел прокричит?

Но теперь заря уже настала,
Михаил в сиянии стоит,
Жёлтый ангел, опустив забрало,
С диким криком на Восток летит.

Нет, не воем полночной сирены,
Не огнём, не мечом, не свинцом,
Не пальбой, сотрясающей стены,
Не угрозой, не близким концом -

Ты меня побеждаешь иначе,
Беспросветное время войны:
Содроганьем в безропотном плаче
Одинокой сутулой спины,

Отворотом солдатской шинели,
Заколоченным наспех окном,
Редким звуком шагов на панели
В наступившем молчаниь ночном.

Картинки с выставки… Припоминается с трудом,
Да и поверится едва ли.
Нам будет весело когда-нибудь потом
На еворпейском карнавале.

В застенках пасмурно. Кривых бесед размах -
И строй параграфов державных.
Черты для памяти: портретов на стенах
И плошек-пепельниц шершавых.

А город мартовский на проводах повис,
Капелью солнечной играя,
Как будто силится в лазоревую высь
Уйти звоночками трамвая.

Шуршат по очереди мятые рубли
В строю пальтишек обветшалых,
И женский выговор: "Раздвиньтесь, короли", -
Невразумителен и жалок.

Синеют сумерки на улицах Москвы
Закату рыжему на смену…
"Права свидетеля"! Когда бы знали вы
Словам - их собственную цену.

Под эту музыку - у ночи на краю,
В чужом пиру, в отпетой роли -
Нам будет весело, мы встретимся в раю,
Уже не ощущая боли…

1982

Когда из тёмной бездны жизни
Мой гордый дух летел, прозрев,
Звучал на похоронной тризне
Печально-сладостный напев.

И в звуках этого напева,
На мраморный склоняясь гроб, 
Лобзали горестные девы
Мои уста и бледный лоб.

И я из светлого эфира,
Припомнив радости свои,
Опять вернулся в грани мира
На зов тоскующей любви.

И я раскинулся цветами,
Прозрачным блеском звонких струй,
Чтоб ароматными устами
Земным вернуть их поцелуй.

Поэзия: искусственная поза,
Условное сиянье звёздных чар,
Где, улыбаясь, произносят - "Роза"
И с содроганьем думают: "Анчар".

Где, говоря о рае, дышат адом
Мучительных ночей и страшных дней,
Пропитанных насквозь блаженным ядом
Проросших в мироздание корней.