Такие обобщения и оценки представляются крайне преждевременными, поскольку можно с уверенностью утверждать, что предпосылки для начала устойчивого экономического роста, как были так и остаются не созданными. 
Прежде всего, сам факт приостановки спада весьма сомнителен. Хотя Правительство настаивает на приросте ВВП (100.4%), в значительной степени это результат целой серии оценок, точность которых весьма невелика. Это касается и доли нерегистрируемой экономической активности (которая оценивается в 23-25% ВВП, то есть достаточно высоко, чтобы очень существенно влиять на конечные показатели), и оценки дефлятора ВВП (117%), который есть все основания считать неоправданно заниженным. Это также (а возможно, и в первую очередь) касается оценки доходов и потребительского спроса, точность которых просто неизвестна, поскольку в отдельных маркетологических исследованиях приводятся оценки, не соответствующие данным официальной статистки и несогласованные между собой. В результате не будет преувеличением сказать, что если оценки индекса ВВП с точностью до процента (не говоря уже о десятых долях процента), и соответствуют действительности, то лишь в результате случайного совпадения, а не выверенных подсчетов. 
Не секрет и то, что прирост производства промышленной продукции, а особенно - продукции третичного сектора, объясняется более оптимистичными оценками производства в секторе мелкого и среднего бизнеса, который не представляет в статорганы отчетность по производству и чья активность главным образом оценивается на основе некоторых косвенных показателей. В целом, по утверждению правительственных экспертов, малое производство переживает бум - так, Б.Немцов приводил оценку, предполагающую 32%-ный прирост производства в малом бизнесе. Если учесть, что по тем же оценкам доля малого бизнеса в российском ВВП составила в текущем году 12%, а прирост ВВП официально оценивается в 0,4% ВВП, это означает, что крупные предприятия продолжают сбрасывать объемы производства. 
Но не это главное. Дело в том, что в данных за 1997 г. не просматривается признаков перелома тенденций, качественных сдвигов, которые бы свидетельствовали о близком промышленном подъеме. 
Во-первых, нет ясности с тенденциями спроса. Инвестиционная активность в производственном секторе. остается пока в лучшем случае стагнирующей. Причины этого многообразны, но факт состоит в том, что инвестиционные механизмы по-прежнему не работают, причем в силу слабости, как доступных источников инвестиций, так и мотиваций их субъектов. Это отражается и статистикой (после сброса уровня вложений в основные фонды почти в пять раз по сравнению с концом 80-х годов общий уровень инвестиционного спроса не показывает тенденции к росту), и содержанием стратегических планов предприятий - за исключением нефтяных компаний и «Газпрома». Крупные российские предприятия в ближайшее время не рассчитывают на получение и освоение крупных инвестиционных ресурсов, а следовательно, пока отсутствуют основания ожидать повышения нормы накопления в ВВП, сегодня слишком низкой для начала ускоренного роста - около 15%. 
Не дает особых надежд на промышленный подъем и анализ тенденций внешнего спроса. Если сырьевые рынки относительно открыты для российского экспорта и обещают и в дальнейшем быть источником значительных экспортных поступлений, то даже относительно скромные объемы экспорта обработанных изделий наталкиваются на серьезные сложности. Вывоз машин и оборудования, составляющий приблизительно 10% от общего объема российского экспорта, по итогам 10 месяцев 1997 г., хотя и незначительно, но сократился, а попытки отдельных предприятий расширить вывоз на внешний рынок некоторой (кстати, весьма узкой) номенклатуры обработанных изделий наталкивались на эффективное применение ограничительной практики, прежде всего в странах ЕЭС. 
В течение всего 1997 г. наблюдалось снижение экспорта по сравнению с 1996 г., что объясняется исчерпанием эффекта от либерализации сырьевого экспорта и ухудшением конъюнктуры на мировых рынках энергоносителей. 
Что же касается потребительского спроса, располагаемые денежные доходы населения оцениваются как выросшие весьма незначительно - не более 3% роста, а потребительские расходы населения еще меньше - на 1% в реальном выражении. Вообще здесь присутствует некоторое противоречие: с одной стороны, все элементы совокупного спроса, за исключением внутреннего потребления (если верить статистике) в реальном выражении сократились, причем весьма существенно: инвестиции - на 6-7%, чистый внешний спрос - на 20%. С другой стороны, потребительские расходы населения возросли крайне незначительно - не более чем на 1%. И это при том, что Госкомстат утверждает, что делает досчеты на неучтенные доходы. В результате остается неясным, за счет какого компонента совокупного спроса достигнута реализация возросшего (как утверждается) объема ВВП? 
Во-вторых, более близкое рассмотрение секторов роста не позволяет делать вывод о скором росте спроса на продукцию других секторов российской промышленности. Никто не отрицает, что наиболее конкурентоспособный и имеющий наибольший потенциал выживания сектор российской промышленности - это отрасли ТЭКа, цветная металлургия, химия и нефтехимия. Зарегистрированный в прошлом году небольшой прирост промышленного производства - это в значительной своей степени результат роста производства свинца (в шесть раз), алюминия, стабилизации добычи нефти и увеличения производства ряда продуктов нефтехимии. Вместе с тем производство машин и оборудования для этих отраслей в России заметно снизилось. Более того, факты говорят о том, что за последние годы произошла определенная переориентация добывающего сектора экономики и сектора его первичной переработки с отечественного на импортное оборудование и материалы, чему в немалой степени способствовало растущее сотрудничество экспортных предприятий с западным и транснациональным капиталом. Последний постепенно становится для экспортного сектора главным источником не только инвестиционных ресурсов (долгосрочные кредиты), но и условием текущей производственной деятельности, поскольку иностранные партнеры все чаще берут на себя функции снабжения предприятия материалами и даже сырьем, а также функции реализации продукции на внешнем и внутреннем рынках. С одной стороны, это позволяет лишившимся в предыдущие годы финансовой самостоятельности предприятиям нормально функционировать, но с другой - лишает рынков сбыта предприятия и даже целые отрасли, которые были замкнуты на них в рамках технологической цепочки. Характерно, что если в 1993-1995 гг. именно на экспортные отрасли ТЭКа возлагались надежды на то, что они выполнят роль своего рода «локомотива», который станет источником спроса для российского машиностроения, то сейчас эта мысль не находит подтверждения. 
То же касается и перспектив высокотехнологичных отраслей машиностроительного сектора, прежде всего автомобиле - а отчасти и авиастроения. Выпуск собственных разработок на базе завершенного комплекса производств частью прекращен, частью сохраняется на штучно-игрушечном уровне, а в тех немногочисленных случаях, когда он сохранился и даже вырос (традиционные модели «АвтоВАЗа») по сути своей он представляет собой эксплуатацию последних заделов, созданных в прошлые периоды и исчерпание этих заделов - вопрос не столь уж далекого будущего. Реально же будущее тех же автозаводов лежит в плоскости организации сборки ориентированных на внутренний рынок моделей с массовым использованием импортных комплектующих. Это в свою очередь предполагает лишение работы многочисленных смежников, в том числе моторостроительные заводы. Заменяется на импорт и «начинка» продукции авиастроения, коммуникационного оборудования и некоторых других сложных видов продукции, на которые делает своего рода «ставку» правительственная промышленная политика (в той мере, в которой, естественно, последняя существует). В результате всего этого надежды на цепную реакцию роста производства и спроса в различных отраслях машиностроения лишены оснований. 
В-третьих, отсутствуют признаки оздоровления среды отношений между предприятиями. Рост всех видов задолженности предприятий продолжается и составил за 1997 г. около 40%. Сумма просроченной кредиторской задолженности на 1 ноября 1997 г. составила 745 трлн. рублей. Главное - нет никаких механизмов, которые бы эффективно противодействовали росту задолженности на микроуровне, поскольку система принудительного списания поступлений от реализации в счет погашения задолженности бюджету ведет к тому, что сами поставщики продукции оказываются незаинтересованы в легальной оплате своей собственной продукции. Единственным практическим решением этой проблемы могло бы стать более или менее полное и всеобъемлющее урегулирование отношений предприятий с бюджетом с применением в последующем исчерпывающих санкций по отношению к неплательщикам. Однако в этом отношении правительство пока не делает никаких шагов, предпочитая путь «политических переговоров» с отдельными предприятиями - крупнейшими неплательщиками (они же являются, как правило, и крупнейшими налогоплательщиками) об индивидуальных схемах реструктуризации задолженности и разовых платежах в бюджет на чисто политической основе. 
Более того, без какого-то рода реструктуризации и частичного списания или обесценения большей части задолженности ее погашение для большинства предприятий представляется делом вообще нереальным, что уничтожает стимулы к каким-либо самостоятельным усилиям в этом направлении. 
Незаинтересованность промышленных предприятий в прямой и легальной оплате ведет к преобладающей роли бартера, расчетов неликвидными векселями и/или теневой оплате (платежи подконтрольным продавцу мелким фирмам, созданным специально для ухода от налогообложения и всякого рода обязательных платежей). Откровенный и закамуфлированный (расчет неликвидными ценными бумагами) бартер, роль которого в конце 1993 г. была минимальной, со снижением инфляции не просто не уменьшил своей роли, но и увеличил ее до 70-80% объемов реализации продукции чисто российских предприятий. 
В этих условиях утверждения об экономическом росте могут означать фактически рост долговой и бартерной экономики; экономики, базирующейся на теневом присвоении доходов, низкой производительности и проедании ресурсов и основных фондов. 
Вообще говоря, регулярные невыплаты зарплаты, очень значительные неплатежи, постоянное расширение бартера и вексельного обращения позволяют говорить о том, что все это с точки зрения рыночной экономики, представляет собой превращенные формы безработицы, масштабы которой в этом случае могут быть оценены как кратные по отношению к официальным данным. 
В-четвертых, налоговые отношения также остаются неурегулированными. 
Налоговая система остается неэффективной как с точки зрения гарантий собираемости налогов, так и с точки зрения созданий стимулов для честного и социально значимого бизнеса. С одной стороны, государство по-прежнему не в состоянии охватить не коррумпированным контролем низовой уровень бизнеса - мелкие и средние предприятия, и, соответственно, делает упор на обложение крупных производителей в реальном секторе, в результате чего оптовые цены, особенно на подакцизные товары, оказываются существенно выше импортных аналогов. Результатом являются повышенная рентабельность работы с импортом, а контрабандным - особенно. Так, в Москве только официально ввозимый импортный бензин составляет уже более 20% объема реализации нефтепродуктов, падает потребление водки из неконтрабандного спирта и т.д. 
С другой стороны, правительство уже в силу объективных причин не в состоянии заставить платить налоги с официально регистрируемого производства и вынуждено вступать в переговоры с каждым крупным налогоплательщиком о том, когда, в какие сроки, и какую часть от положенных налогов данное предприятие заплатит. Другими словами, возникает очень мощный стимул не платить налоги, используя неплатежи как карту в отношениях с официальной властью, требуя взамен либо льготы (дополнительные квоты на экспортную транспортировку нефти, оплата правительством продукции предприятия-налогоплательщика, потребленной бюджетной сферой и т.п.), либо поддержки в борьбе с соперниками за контроль над предприятием. 
Главная проблема здесь состоит в том, что действующая налоговая система предполагает в качестве условия своей жизнеспособности высокую степень контроля государства за экономической активностью и ее субъектами. Поскольку же реально в отношении мелких и даже средних экономических субъектов контроль является сугубо формальным, начисляемые налоги концентрируются вокруг нескольких тысяч крупных предприятий — они формируют около 70% налоговой базы и, соответственно, такой же процент налоговой задолженности. Учитывая низкую эффективность подавляющего большинства крупных российских предприятий и слабость таможенной защиты их от объективно более конкурентоспособного импорта, сбор налогов в полном соответствии с законодательством означал бы новый раунд промышленного спада. 
В-пятых, по-прежнему не решена проблема долгосрочных гарантий прав собственников. При значительной степени политической и социальной нестабильности в стране в политической и административной элитах по-прежнему отсутствует консенсус по вопросу об основных принципах управления страной, о принципах распределения власти и собственности, о приоритете формальных правовых норм по отношению к политически обусловленным решениям и действиям. Непрерывные скандалы, попытки в угоду групповым интересам пересмотра фундаментальных принципов избирательной системы вызывают у инвесторов растущие опасения отнасительно надежности прдоставляемых страной гарантий. Отсутствует независимая судебная система, обеспечивающая единство основных правовых норм и оснований на всей территории страны. В результате функции поддержания хозяйственного порядка и регулирования отношений собственности фактически переданы группам и структурам, «реально контролирующим ситуацию» в регионах, отраслях и т.п. Это дает возможность поддерживать стабильность ситуации в краткосрочном плане, но сводит на нет усилия по упорядочению отношений по поводу собственности и управления ею в долгосрочной перспективе. 
 Названные проблемы не только исключают возможность начала стабильного промышленного роста в ближайшем будущем, но одновременно обусловливают и то, что и финансовую стабилизацию пока нельзя считать окончательной и завершенной. Хотя дефицит федерального бюджета действительно удерживается на относительно низком уровне, это достигается путем постоянного сокращения государственных расходов по отношению к ВВП на фоне падающих налоговых поступлений. Дальнейшее сокращение государственных расходов, учитывая необходимость реформы вооруженных сил, пограничной службы, проблем на Северном Кавказе, обеспечения безопасности ядерных объектов, не говоря уже о проблемах образования и здравоохранения объективно войдет, на наш взгляд, в зону социально-политической неприемлемости (хотя бы уже, и даже в первую очередь потому, что это ослабляет федеральную власть в противовес усиливающейся власти губернаторов). Таким образом у федеральной власти существует сильный соблазн пожертвовать скромными размерами дефицита ради укрепления собственных властных позиций со всеми нежелательными для финансовой стабильности последствиями. 
Реальность же такова, что падение налоговых сборов в пропорции к ВВП продолжается, равно как и продолжает падать эффективность санкций налоговых органов (за 1997 г., по данным налоговых органов, удалось взыскать только 12% доначисленных ими штрафов). Все более значительная часть бюджетных поступлений, в том числе и налоговых, представляет собой результат, скорее, политического маневрирования правительства и крупного бизнеса, нежели рутинной работы налоговой системы, что очень существенно снижает ценность и тех результатов, которые были реально достигнуты в 1997 г. 
Необходимо также понимать и то, что стабильность цен и производства в условиях массовых хронических бюджетных неплатежей не может быть прочной. В долгосрочном плане либо неоплачиваемый спрос должен быть подкреплен потоком реальных и относительно дешевых (для правительства) денег, либо неизбежен новый и достаточно существенный сброс объемов промышленного производства, поскольку частный спрос в настоящее время и количественно, и структурно не в состоянии компенсировать потерю той части общественного потребления, которая сегодня не обеспечивается регулярными бюджетными поступлениями. 
С другой стороны, необходимо еще раз подчеркнуть недостаточность поддержания, при всей ее безусловной важности, относительной финансовой стабильности исключительно вышеописанными методами. Поскольку крупные частные капиталовложения в реальный сектор обусловливаются не столько прибыльностью вложений, сколько относительным переизбытком (размерами) капитала и стремлением к стабильности и контролю за ситуацией, снижение процентных ставок в финансовом секторе до уровня однозначных (в реальном выражении) значений в отечественных условиях само по себе существенно не скажется ни на объемах кредитования предприятий, ни на динамике инвестиций. Следствием этого станет отток большей части краткосрочного капитала на зарубежные финансовые рынки и переток средств из финансово-корпоративного сектора в сектор личных хозяйств. В итоге складывается ситуация, когда издержки поддержания финансовой стабильности в силу односторонности предпринимаемых мер, их некомплексности и очевидной поверхносностности, не компенсируются адекватным этим издержкам стимулирующим воздействием ее на экономическую активность. 
В краткосрочном плане, однако, сохранение нынешней ситуации, относительно благополучной по форме, но временной и неустойчивой по существу, не только возможно, но и вполне вероятно. С этой точки зрения, официальные прогнозы на текущий год (прирост ВВП и промышленного производства на 0-2% при оживлении инвестиционного и потребительского спроса в тех же размерах и удержании инфляции в пределах 5-8% ) выглядят вполне реализуемыми. Однако и этих очередных «успехов по снижению темпа роста спада» будет все так же недостаточно для начала реального экономического роста.