Периферийный капитализм

Григорий Явлинский Фото Екатерины Штукиной, МН

Недавно "ЯБЛОКО" приняло решение инициировать отставку правительства. Вскоре после этого лидер партии Григорий Явлинский обосновал свою позицию в докладе, сделанном в Центральном экономико-математическом институте РАН, и предложил "МН" свою статью. Как нам представляется, ее теоретические положения позволяют понять логику практических шагов "ЯБЛОКА"
В результате деятельности ряда правительств эпохи президента Ельцина в России сложилась политико-экономическая система, весьма отличная от классических представлений о рыночной демократии. Для этой системы характерно преобладание в экономике неформальных отношений - правил и норм экономического поведения, которые не устанавливаются формально действующими в стране законами.

Неофициальная экономика с неизбежностью требует для своего функционирования и неофициальной системы власти, понимаемой как возможность контролировать основные хозяйственные ресурсы. В результате в стране сложилась ситуация, при которой формальное право собственности является вторичным по сравнению с возможностью реально контролировать ресурсы. Другими словами, формальный титул собственника является лишь дополнением реального контроля над активами, который может быть установлен и без приобретения их в собственность. Периодически получающие огласку громкие конфликты вокруг отдельных предприятий не более чем верхушка айсберга перманентного процесса перехода собственности из рук в руки по причинам, не связанным с хозяйственным управлением этой собственностью.

Такая система порождает целый ряд важных следствий.

Он возникает, поскольку гарантией исполнения хозяйственных обязательств является не государственная машина, а собственные силы и возможности экономических агентов. Собственники и предприниматели не верят государству, государственные органы - бизнесу. Банки не доверяют клиентам, клиенты - банкам, предприятия - своим кредиторам и партнерам. Население вообще никому не верит и только укрепляется в убеждении, что это нормальное и естественное для общества состояние. Дефицит доверия, в свою очередь, ведет к тому, что горизонт хозяйственного планирования для каждого из экономических субъектов неизбежно сужается. Для подавляющей части бизнеса сроки конкретного хозяйственного планирования, а также окупаемости инвестиций не превышают всего полутора-двух лет, что практически исключает возможность их выхода на перспективные высокотехнологичные рынки.

Ее с неизбежностью порождает необходимость собственными силами обеспечивать исполнение обязательств и опора на неофициальное "право". В результате не менее 70 проц. производимого валового продукта контролируется двумя-тремя десятками бизнес-структур, решения в которых принимаются несколькими сотнями лиц, составляющих деловую и административную элиту России.

Закономерным следствием системы является соединение непрозрачного олигархического бизнеса с коррумпированным высшим чиновничеством. В рамках этого союза на теневое довольствие бюрократии уходят огромные средства ("теневой бюджет"), предоставляемые крупными олигархическими структурами в обмен на управленческие решения, приносящие им в сотни раз больший доход. Коррупция институционализируется, становится необходимым элементом хозяйственной деятельности и органической ее частью.

Как мне кажется, точнее всего характеристики современного российского капитализма отражает термин "периферийный". Во-первых, это объединяет его с весьма схожими обществами в Азии и Латинской Америке (в качестве примера можно привести Бразилию, Индию, Индонезию, Саудовскую Аравию). Во-вторых, такое определение отражает отсутствие в стране зрелого гражданского общества и присущих ему институтов: развитой правовой системы, независимого судопроизводства, подотчетного парламенту и партиям правительства. В-третьих, оно подчеркивает отсутствие внутренне встроенных механизмов роста в нашем национальном хозяйстве, высокую зависимость бизнеса России от экономики развитой части мира.

Существует мнение, поддерживаемое главным образом левыми политиками и публицистами, что сложившаяся система крайне неустойчива, держится исключительно на обмане и силе инерции. Как говорил в свое время Владимир Ульянов: "Стена, да гнилая. Ткни - и развалится". На наш взгляд, это далеко не так. При кажущейся эклектичности в ней есть железная внутренняя логика. Система обладает устойчивостью, она способна и к самовоспроизводству, и к определенному прогрессу. Она не только допускает рост экономики, но и способна к ликвидации "узких мест" и наведению порядка в некоторых критически важных областях. Кроме того, через формирование значительного слоя влиятельных людей и групп, тем или иным образом извлекающих из нее немалую личную выгоду, система получила собственную, и притом весьма надежную социальную опору.

Речь здесь идет не только о высшем слое государственных чиновников или пресловутых "олигархах" - старых и новых. В группы, так или иначе извлекающие из существующего порядка вещей незаслуженно высокие доходы и, следовательно, заинтересованные в его сохранении, попадает практически вся нынешняя российская элита. Это чиновники, способные получать мзду за выгодные другим группам экономические и политические решения. Это практически весь крупный бизнес, способный эту мзду платить и получать в результате монопольный доход, в десятки раз превышающий ее размер. Это профессиональные политики, выступающие в роли посредников между теми и другими. Это верхушка правоохранительных органов, контролирующая силовой аппарат, способный как прикрыть бизнес от "внесистемного" криминала, так и сам выступать в роли вымогателя - своего рода "внутрисистемного" криминала. Наконец, это и руководители средств массовой информации, которые, с одной стороны, обеспечивают системе в целом идеологическое прикрытие, а с другой - играют на противоречиях внутри самой элиты, извлекая из этого немалую корпоративную и личную выгоду. Понятно, что при такой универсальной завязанности интересов на сложившейся системе российская элита просто не может разрушить ее без прямого или косвенного ущерба для себя, даже осознавая историческую тупиковость системы.

Все вышесказанное необходимо соотнести с возможностью этой системы обеспечивать долгосрочный экономический рост и социальный прогресс. Для того чтобы определить пределы этих возможностей, необходимо обратиться к оценке опыта экономического роста последних трех-четырех лет. Отрицать заметные улучшения, произошедшие после известных событий 1998 года, было бы неправильно. Действительно, впервые после продолжавшихся почти целое десятилетие экономического спада и депрессии экономика демонстрирует достаточно устойчивый рост. Прирост ВВП за последние три года составил 19 проц. Произошло заметное повышение уровня реальных доходов населения и потребительского спроса. Усилился оптимизм инвесторов как в экспортном секторе экономики, так и в некоторых обрабатывающих отраслях. Экспорт вот уже третий год превышает сто миллиардов долларов, обеспечивая крупное активное сальдо торгового и платежного балансов, нормализацию расчетов по внешнему долгу, а также относительную стабильность курса национальной валюты.

Во многих отраслях близится к завершению экономически обоснованная концентрация производства, позволившая сформировать структуры, жизнеспособные с точки зрения размера и возможностей управления. Рост объемов производства, в свою очередь, создает предпосылки для реорганизации мелких и средних предприятий промышленности, которые частично переходят под контроль перспективных крупных компаний, частично - находят собственные устойчивые ниши на рынке. Волна реорганизаций, слияний и поглощений в известной мере подготовила почву для возможного становления так называемой новой экономики (то есть компаний, возникших уже в постсоветский период и не отягощенных "дорыночными" отношениями). Потребность в приобретении деловых партнеров на Западе заставляет наиболее "продвинутую" часть российского бизнеса увеличивать собственную открытость и прозрачность. Фирмы, претендующие сегодня на роль "лица российского капитализма", начинают уделять все большее внимание своему публичному имиджу, стремятся уйти от наиболее одиозных форм отношений, свойственных "дикому" капитализму.

Однако всего этого явно недостаточно, чтобы всерьез говорить о том, что страна обеспечила себе условия для долгосрочного устойчивого роста. Более того, именно эти несомненные успехи и позитивные изменения одновременно продемонстрировали нам принципиальную ограниченность потенциала существующей экономической системы.

Темпы увеличения производства и доходов с учетом низкого исходного уровня и исключительно благоприятной внешней конъюнктуры можно охарактеризовать в лучшем случае как умеренные, но никак не высокие. Но даже такой умеренный рост в силу самой природы обеспечивающих его условий является хрупким и неустойчивым. Ведь он в значительной степени опирается на инфраструктурный и технологический задел, созданный еще в советский период (я имею в виду вложения, сделанные в свое время в общенациональную транспортную сеть, электроэнергетику, разведку природных ресурсов, в систему НИОКР). В 90-е годы вложения в эти области резко сократились, но эффект их недофинансирования начинает ощущаться только сейчас и в полной мере проявится в ближайшие 5 - 10 лет. Неспособность правительства определиться с необходимыми структурными реформами рано или поздно начнет оказывать серьезное негативное воздействие и на текущие производственные планы крупных предприятий.

Недостаточные темпы экономического роста порождают массу социальных недугов, которыми сегодня больно общество.

Относительно низкие официальные показатели уровня безработицы не должны нас обманывать - на самом деле огромная масса трудоспособного населения не только не имеет нормальной, достойно оплачиваемой работы, но и шансов получить ее до конца своей трудовой жизни. Сырьевая экономика востребует лишь малую толику тех человеческих ресурсов, которыми сегодня располагает Россия. Система фактически обрекает не менее половины сегодняшних россиян на полулюмпенское существование в условиях застойной безработицы и средневекового самокормления с "шести соток". Остальным же она предлагает занятость главным образом в сфере обслуживания. Причем преимущественно в виде рабочих мест, не требующих особой подготовки и квалификации, а значит - малооплачиваемых и не сопровождаемых сколько-нибудь ощутимыми социальными гарантиями.

2. Сохранение низкого уровня жизни основной массы населения.

Даже после почти четырех лет экономического роста показатели, характеризующие общественное благосостояние, остались на очень низком уровне. Российский ВВП на душу населения, грубо говоря, на порядок ниже среднего уровня для группы развитых стран. По официальной статистике, средняя пенсия по-прежнему приблизительно на четверть ниже соответствующего прожиточного минимума. При этом доходы распределяются крайне неравномерно. Разрыв между верхней и нижней децилями населения по уровню дохода является четырнадцатикратным. А доля населения, которое живет в условиях абсолютной бедности, составляет не менее 35 проц.

Совершенно безосновательны, на мой взгляд, восторги по поводу улучшения состояния государственных финансов. При всех разговорах о бездефицитном бюджете, о решении проблемы госдолга, о финансовом оздоровлении государства нельзя не видеть, что это "оздоровление" было достигнуто за счет отказа от жизненно важных для цивилизованного государства расходов на социальное обеспечение и здравоохранение, образование, финансирование НИОКР, охрану окружающей среды.

По нашим оценкам, сделанным на основе официальной российской статистики, за последние 8 - 9 лет общественные расходы на образование в реальном исчислении сократились в среднем на 55 проц., а рост частных расходов на эти цели лишь в незначительной степени компенсировал сокращение соответствующих бюджетных расходов. В еще большей степени сократились государственные расходы на науку, резко упал престиж профессиональной научной деятельности. Как следствие, заметно снизились качество образования и степень общеобразовательной подготовки выпускников средней и высшей школ. Необходимость неофициальных доплат на школьное образование затруднило доступ к нему неимущих слоев населения, в результате чего число детей, оставивших школу, приблизилось к 10 проц. от общего числа детей школьного возраста.

Результатом этого является нанесение огромного ущерба человеческим (трудовым и интеллектуальным) ресурсам страны. Трудоспособное население заметно сократилось количественно, а его структура, что еще более важно, ухудшилась в качественном отношении. Не менее миллиона человек эмигрировало из России, причем весьма значительную часть этой эмиграции составили люди, которые до этого либо были заняты интеллектуальной деятельностью, либо получали высшее образование.

В целом же государственный бюджет в его нынешнем виде впору назвать чрезвычайным - настолько минимальны предусматриваемые им общественные потребности и так велика перегрузка, возлагаемая им на объективно недостаточную общественную инфраструктуру. В определенной степени этот факт даже признается официально и оправдывается исключительно "пиковым" периодом платежей по внешнему долгу. Однако если чрезвычайное положение длится уже второе десятилетие, то оно перестает восприниматься как временное явление. И ведь действительно - и население, и большинство политиков привыкли к тому, что на зарплату госслужащего практически невозможно нормально жить; что трем четвертям населения недоступно ни реальное медицинское обслуживание, ни высшее образование; что у государства априори нет средств на поддержку какой бы то ни было экономической активности. К этому привыкли настолько, что иной подход считается либо прекраснодушием и идеализмом, либо ересью. Более того, утверждается опасный тезис о том, что и нынешний уровень общественных расходов является чрезмерным, и его надлежит существенно уменьшить.

С учетом всего сказанного встает вопрос: а что мы можем ожидать от будущего? Каковы перспективы экономики, развивающейся на базе той системы, которая сложилась у нас за последнее десятилетие?

Становится все более очевидным, что наблюдающийся в последние годы рост никак не корректирует очевидный (и в определенном смысле угрожающий) структурный перекос экономики в пользу сырьевых отраслей. Доля этого комплекса в совокупных производственных инвестициях остается заметно выше, чем в структуре производимой продукции. Так, в промышленности на электроэнергетику и экспортноориентированные топливно-сырьевые отрасли приходится почти 80 проц. всех капиталовложений. Это означает, что именно сырьевые отрасли на протяжении последних трех лет играли роль своеобразного локомотива промышленного роста, создавая львиную часть инвестиционного спроса на продукцию российского машиностроения и металлообработки.

Одновременно именно этим сектором российская экономика в максимальной степени включена сегодня в мировое хозяйство. В экспорте доля продукции топливно-сырьевых отраслей составляет 70 проц. и имеет тенденцию к повышению. В результате относительно небольшое число крупнейших компаний сырьевого профиля начинает прямо или косвенно управлять все более значительной частью совокупных финансовых потоков в российской экономике. Вокруг этих компаний окончательно консолидируется современная российская олигархия.

Сохранение преобладающей доли топливно-сырьевого комплекса в совокупных производственных инвестициях означает, что в обозримом будущем именно он будет поглощать огромную часть ресурсов, направляемых на расширение и перевооружение производственной сферы. Кроме того, эффективность инвестиций в добывающие отрасли в силу объективных причин (удорожание разведки и добычи) будет неизбежно падать, что будет вести к снижению эффективности производственных инвестиций и российской экономики в целом. Высокая доля продукции топливно-сырьевого комплекса в экспорте не только ставит жесткие пределы его возможному росту, но и обрекает его на нестабильность, связанную с неизбежными резкими колебаниями мировых цен на эту продукцию.

Еще большую угрозу экономическому росту представляет доминирование в экономике крупных корпораций сырьевого профиля. Непосредственным следствием этого становится недопустимо высокая зависимость общей деловой конъюнктуры в стране от решений и настроений узкой группы высших управленцев этих компаний. Стоит "Газпрому", нефтяным компаниям и РАО "ЕЭС" просто задержать реализацию своих инвестиционных проектов из-за недостаточной уверенности в перспективах мировых рынков или даже в силу внутренних кадровых проблем, как по экономике прокатывается волна спада производственной активности. С другой стороны, избыточный капитал, формирующийся в нефтяном секторе, в подобных условиях не находит дороги в другие сектора и чаще всего легально или нелегально покидает пределы России. Так как сырьевые компании предпочитают вести знакомый им бизнес за рубежом, нежели пытаться выходить в новые сферы деятельности внутри страны.

Да, средние темпы экономического роста за последние четыре года были относительно высокими. Но они наблюдались при особо благоприятных условиях - сочетания высоких цен на основные предметы российского топливно-сырьевого экспорта с эффектом резкого реального обесценения национальной валюты в ходе предшествовавшего началу роста финансового кризиса. С исчезновением этих особых условий темпы роста ВВП сокращаются до 3 - 4 проц. в год. Такие темпы кажутся совершенно неприемлемыми для решения проблемы формирования в стране полноценного государственного бюджета. У нас есть все основания опасаться, что при существующей системе страна и в перспективе обречена на "мини-бюджет", доходов которого будет хронически не хватать даже на достойную оплату труда госслужащих.

Не спасет и предлагаемое в качестве чуть ли не панацеи сокращение государственного аппарата, даже самое радикальное. Например, та же судебная система страдает от объективной нехватки судей для оперативного рассмотрения растущего количества дел. О сокращении штатов в государственной социальной и пенитенциарной системах может всерьез говорить только безумец. И вообще список сфер, где положение в обозримом будущем неизбежно будет оставаться критическим, можно продолжать очень долго. Кроме того, массовое сокращение общественного сектора при невозможности частного сколько-нибудь заметно увеличить занятость - это прямой путь к социальной и политической нестабильности. Так что "экономить" на зарплате бюджетников не просто проблематично, но и опасно.

Нынешняя "победа" правительства над бюджетным дефицитом путем механического урезания федеральных расходов и перекладывания значительной части государственных функций на региональные и местные бюджеты - достижение сомнительного характера. Поэтому предусматриваемая даже оптимистическими правительственными сценариями среднесрочная экономическая динамика (прирост ВВП до 6 проц. в год) означает, что в обозримом будущем разрыв, отделяющий Россию от развитых стран, существенно не сократится. И в этом смысле характерна прозвучавшая весной этого года завуалированная полемика между президентом и премьером по поводу неоправданной, по мнению президента, скромности и "неамбициозности" правительственных прогнозов экономического роста на ближайшие годы. В сущности она означает осознанное или неосознанное политическое признание того факта, что рамки возможностей для экономического и социального прогресса в существующей системе очень и очень узки.

В экономике невозможно в любой момент остановиться и начать все сначала. У нас сформировалась определенная экономическая система со своими законами. Это надо признать, принять и работать с тем, что есть, занимаясь преобразованием, а не разрушением существующих и худо-бедно, но функционирующих механизмов.

Возможности экономической политики в таких условиях (независимо от того, правильная она или неправильная) в принципе сильно ограничены, так как основные условия деловой активности формируются и определяются факторами вне пределов компетенции национальных органов регулирования. Необходима не просто активизация усилий, а смена общей концепции и приоритетов. Настоящая экономическая реформа, которая в России так еще и не произошла, должна начинаться с институциональных преобразований. В первую очередь - с безусловного приоритета прав личности, включая право собственности, не зависящее от благоволения государства и власти. Макроэкономические и прочие чисто экономические меры, конечно же, важны, но они не будут срабатывать, пока не начато решение фундаментальных политических и институциональных проблем.

До тех пор, пока государство будет высокомерно относиться к правам и свободам граждан и полагать, в частности, что эти права могут ущемляться или произвольно "регулироваться" в соответствии с тем, как правительственные чиновники понимают государственные интересы, большая часть хозяйственной деятельности экономических субъектов будет оставаться в "тени". Благо такая возможность в России в силу ее природных богатств и огромной территории является практически неограниченной.

Диалектика институциональных реформ, направленных на создание эффективной рыночной системы, состоит в том, что, с одной стороны, государство должно взять на себя гораздо больше, чем оно делает сегодня, а с другой - освободить граждан от своего навязчивого участия в ряде других вопросов. В сочетании этих двух вещей нет никакого противоречия. Напротив, это единственный шанс на настоящее продвижение вперед. Эффективному рынку необходима бюрократия, но в качестве слуги, а не хозяина. Без безусловного приоритета прав и свобод личности произволу бюрократии нет предела, и она превращается из слуги в господина, который душит легальную экономику и вынуждает хозяйствующих субъектов находить себе прибежище в крайне неэффективной неформальной экономике.