 На
прошлой неделе должна была состояться презентация новой книги
Юрия Щекочихина "Дневники чеченской войны". 23 июня
у него случился инсульт. В четверг Юрия Щекочихина не стало.
Романтиков становится все меньше. И в бескорыстие все меньше
верится, равно как и в случайную смерть. Тем более если
речь идет о человеке, всю жизнь - творческую, профессиональную,
по крайней мере, - занимавшемся журналистскими расследованиями.
Романтизм и бескорыстие - слова эпохи шестидесятых - выглядят
явным анахронизмом. Как и слово "интеллигент",
как "вольный дух свободы" и "чаяние перемен",
как неприятие - кожное, физическое - всего советского, насыщенного
атмосферой "зоны", "лагеря", "режима".
"Господи, мы все еще в зоне. Мы - в "режиме":
"режим работы", "режим приема"... Сколько
еще таких словосочетаний? Ну, вспомните? Я чувствую себя
сыном XX века. Хотел бы чувствовать себя сыном Девятнадцатого.
Не получается. Или получается изредка. Последнее время все
реже и реже". Это из предисловия совершенно фантастической
книги Юрия Щекочихина "Рабы ГБ. ХХ век. Религия предательства".
Своего рода антологии "стука", доноса, наушничества.
Причем антологии в лицах, в голосах, в прямых свидетельствах.
Стремление исправить время, искоренить или изжить временем
навязанное, похоже, все больше осознается как иллюзия. Спасительный
цинизм - это последний край, последний эшелон обороны личности.
И спасителен он весьма условно. В гораздо большей степени
он - показатель усталости, равнодушия. Усталость в самом
облике Щекочихина - открытом, простом, доступном, без всякой
тени снобизма, высокомерия - пожалуй, ощущалась всегда.
А вот равнодушия не было - ни в нем самом, ни в его статьях:
ни когда он публиковался в "Комсомольской правде"
(в "старой "Комсомолке"), ни когда печатался
в "Литературной газете", ни когда - то есть уже
в последние годы - писал для "Новой газеты".
В 1988 году Юрий Щекочихин взял интервью у Александра Гурова.
Тогда подполковника милиции. Так появилась первая в СССР
публикация о нашей отечественной мафии. "Лев прыгнул"
- так была озаглавлена беседа.
Тринадцать лет спустя, в 2001 году, собеседники встретились
вновь. Гуров был уже генералом милиции в отставке. Речь
шла все о том же. О мафии. Только не о "подольских"
и "солнцевских" бандитах, а о госчиновниках и
людях из спецслужб. "Лев прыгнул в 21-й век. Уже в
погонах" называлась публикация. Вполне пророчески звучит,
учитывая нынешний шум вокруг "оборотней в погонах"...
Впрочем, у депутата и журналиста Юрия Щекочихина были еще
пьесы ("Ловушка # 46. Рост второй", "Между
небом и землей жаворонок вьется"), сценарий к кинофильму
"Меня зовут Арлекино", повесть-антиутопия "Жизнь
после". Хотя нет, не "впрочем". Потому что
и в этих текстах, совершенно иных по жанру и "творческому
заданию", чувствовался все тот же социальный темперамент
автора, его душевный романтизм. Тот самый, что сегодня звучит
анахронизмом.
Виктор Шендерович: "Он всегда работал там, где можно
было говорить правду"
Юрий Щекочихин - это знаковая фигура и для демократической
жизни, и для Советского Союза. Один из немногих журналистов,
который писал о жизни, а не об установках партии. Он делал
это еще с 1970-х годов в той "Литературке", которую
еще можно было читать и не стыдно было читать. Он писал
о жизни, его волновала жизнь, он чувствовал и искренне переживал.
Он всегда работал там, где можно было говорить правду или
ту долю правды, которая была позволена временем. Поэтому
он в 1970-х был в "Литературке", поэтому он работал
в "Новой газете" последнее время.
Он был одним из немногих романтиков в политике, один из
немногих людей, для которых депутатство, вообще приход в
политику - значило изменить к лучшему жизнь людей, а не
свою собственную.
Мы не были очень близко знакомы. Но много встречались.
Самое главное, что останется, - это его бесстрастная многолетняя
работа журналистом. Сегодня, когда говорят "журналист",
то обычно имеют в виду работника PR-структуры, политической,
экономической, какой угодно. Это то, что называется "джинса",
заказные материалы. Он же был журналистом в первоначальном,
чистом смысле этого слова. Он писал для общества, для людей.
|
