Борьба с терроризмом явно становится одним из главных политических приоритетов второго президентского срока Владимира Путина.

Строго говоря, эта борьба принесла Путину лавры еще в первой его избирательной кампании. Своей убедительной победой в марте 2000 г. он безусловно обязан, в первую очередь, Басаеву и Хаттабу (если, разумеется, взрывы в Москве и Волгодонске – действительно дело их рук).

Прошло пять лет. Трагедия, вопреки известной формуле Маркса, повторилась не как фарс, а как трагедия еще большего масштаба и уже запредельной бесчеловечности. Беслан — это, конечно же, вызов всей нации.

Какой же ответ на этот вызов предлагает нации ее верховный вождь? Какие меры принимает, чтобы остановить убийц?

Как — “какие”? Например, он призывает нас к единству и сплочению в борьбе с терроризмом.

“А меры вот такие. Взял я на кухне свечечку… иконку на грудь пришпилил и побежал”.

…Между прочим, и единство, и сплочение — это совсем не такие уж плохие вещи. Более того: чтобы ослабить террористический напор, действительно необходимо, чтобы общество было обществом в прямом этимологическом значении этого слова, то есть, обладало бы некоей общей системой ценностей и ожиданий, не зависящих от политических и иных пристрастий. Если такой системы нет, то первая задача антитеррористической политики состоит в выработке (или, скорее, выявлении) общих идеалов и норм, которые могут противопоставить террористам граждане, террористами не являющиеся. Подчеркиваю, идеалы и нормы должны быть общими. Например, мысль о том, что “Россия окружена врагами”, не будучи (надеюсь!) точкой всеобщего согласия, не очень годится для такой системы. А, вот, утверждение “маленьких детей убивать нельзя ни в коем случае” — вполне годится.

Непонятно, однако: почему первое место в предлагаемой нам системе антитеррористических ценностей должен занять тезис о назначаемости губернаторов?

Мне, конечно, тут же напомнят, что реформа политической системы готовилась давным-давно, задолго до последних террористических актов. Беслан лишь послужил предлогом для того, чтобы, как сейчас принято говорить, “озвучить” эту реформу.

Да, я знаю. Хотя, конечно, оторопь берет: это кем надо быть, чтобы решиться использовать бесланскую бойню в качестве предлога для реализации тех или иных политических планов? По-моему, подобный цинизм попросту отвратителен. Но, возможно, я слегка отстал от стремительного развития политической морали. И, в конце концов, заметим, справедливости ради: не только Кремль использовал Беслан в собственных политических видах. Иные оппоненты власти так же точно апеллировали к бесланской трагедии с очевидной единственной целью — в очередной раз гневно заклеймить кремлевских сатрапов. Что ж делать, “теперь так носят”. И кто я такой, чтобы читать мораль тем и другим — баптистский проповедник, что ли?

Лично мне, честно говоря, наплевать и на губернаторов и на укрепление вертикалей, и на мораль политиков. Мне только интересно: и это все, что предлагает нам наш президент? Он гарантирует, что при назначенных им губернаторах меня не взорвут в собственном доме? Когда Лужков будет не избираться москвичами, а назначаться Путиным — нам уже можно будет спокойно отпускать детей в ЦПКиО, покататься на каруселях?

Нет, разумеется, не все. Свечечкой и иконкой дело не ограничилось. Был еще звонок в милицию, чтобы выслали пять мотоциклетов с пулеметами для поимки иностранного консультанта. Ведь мир нам враждебен: “одни - хотят оторвать от нас кусок `пожирнее`, другие - им помогают. … И терроризм - это, КОНЕЧНО (выделено мной. — А.Д.), только инструмент для достижения таких целей”.

Приятно все-таки иметь президента, которому доподлинно известно, чем терроризм, КОНЕЧНО, является.

Иностранных консультантов и, в особенности, лиц, консультируемых этими консультантами, принялись ловить сразу же. Пока что охота идет на страницах российской прессы. Поймали кое-кого из лидеров гражданских правозащитных организаций; поймали и привели к В.Ю.Суркову. Тот проявил толерантность необыкновенную, объявил, что отныне сам будет их консультантом, страшно обиделся, что не все пришли от этого в восторг, и печатно обозвал уклоняющихся Смердяковыми и “пятой колонной”.

А еще нам сказали, что если сделать так, чтобы на Северном Кавказе разворовывали не 80% средств, которые направляет туда Москва, а только 30% (предположим, что такое теоретически возможно), то терроризм от этого прекратится. Называется этот проект красивым словом “социализация”. Кремлевские мечтатели… Помнится, еще М.С.Горбачев предлагал закидать деньгами Карабах: армяне и азербайджанцы кинутся поднимать с земли купюры и забудут драться. Я не против того, чтобы существовали люди, которые в это верят; мне их наивность даже нравится; я только против того, чтобы они возглавляли борьбу с террором.

А еще нам говорят, что федеральная власть должна опереться в Чечне на уважаемых людей, на “старейшин”, на религиозные авторитеты. “И это было”. Как сейчас помню блистательную идею все того же Михаила Сергеевича про все тот же Карабах, озвученную им публично: “А пусть бы их (то-есть, азербайджанцев и армян) МУЛЛЫ встретились и между собой договорились!”. Да уж, армянский мулла со всяким договорится.

Пожалуй, детям стоит подождать с каруселями…

…Ну, хорошо, скажут мне, ты и тебе подобные вечно ругают начальство. А сами-то вы в состоянии хоть что-нибудь предложить? Говоря о чеченском конфликте, В.Ю.Сурков прямо так и пишет: “Может, я что-то пропустил, но мне за все эти годы не посчастливилось ни разу услышать ясных и четких предложений по урегулированию кризиса… Все, что делает власть, объявляется неправильным. А что правильно? Переговоры? Пожалуйста! О чем? С кем? Каковы переговорные позиции? Каким должен быть результат? Не слышу!”

Вы плохо слышите, Владислав Юрьевич? Да, конечно, предлагаем. Взять хоть общество “Мемориал”, сотрудники которого, ей-Богу, не понаслышке представляют себе положение на Северном Кавказе: мемориальские правозащитники работают там даже не с начала первой чеченской войны, а с осетино-ингушского конфликта. С осени 1999 г. мемориальцы обращаются к правительству с изложением своей схемы политического урегулирования в Чеченской республике. Правда, со временем эта схема достаточно радикально менялась, что естественно: меняется сама ситуация. Сейчас она сводится к двум тезисам.

Во-первых, фальсифицированные выборы — это мощный стимулятор вооруженного сопротивления. Выборы должны быть честным соревнованием кандидатов и их политических программ. Не исключая и сепаратистов.

Кремль настойчиво вбивает в массовое сознание людей мысль о тождестве понятий “сепаратист”, “боевик” и “террорист”. А ведь это — совсем разные занятия! Никому в Канаде не приходит в голову называть квебекских сепаратистов “боевиками” и, тем более, “террористами” — просто потому, что они таковыми не являются. Это политическое движение, пытающееся (не очень успешно) убедить жителей Квебека в желательности отделения провинции от Канады, участвующее в политической жизни страны и имеющее в парламенте представительство, соответствующее уровню популярности их программы среди населения.

По законам Российской Федерации сепаратизм как система взглядов не считается преступлением. Да и в самом деле, что ужасного в том, что некто считает благом независимое государственное существование Ямало-Ненецкого, например, национального округа и пытается убедить в этом других. Глупость, может быть, — но не преступление.

Лично я не думаю, что в Чечне сегодня много сторонников отделения от России. Но эти люди тоже должны иметь возможность участвовать в политической жизни, при условии, конечно, что они не прибегают к насилию и не призывают к нему.

Конечно, создание в легальном политическом пространстве Чечни ниши для “мирного сепаратизма” не прекратит вооруженного сопротивления полностью. Всегда останутся “непримиримые” и просто отморозки, которые воюют не ради идеи, а ради войны. Всегда останутся религиозные фанатики, которые точно знают, что Господь беседует с ними, — или с их командирами, — по прямому проводу. Всегда останутся командиры, которые делают деньги на войне и терроре.

Но наличие такой ниши вполне могло бы значительно сократить социальную базу насилия. Я имею в виду — с чеченской стороны. Мы же о замирении Чечни сейчас говорим, а не о замирении Вооруженных сил Российской Федерации. Что сделать, чтобы российские солдаты и чеченские омоновцы перестали убивать, похищать и грабить хотя бы мирных жителей, — это отдельный вопрос.

Во-вторых, снижение уровня насилия должно предшествовать любым выборам. Но это — не одномоментный процесс. Необходим более или менее длительный период перехода от войны к миру, предшествующий выборам. Существует вполне легитимная форма такого перехода: официальное объявление в республике чрезвычайного положения. Режим чрезвычайного положения, как это ни парадоксально, вводит ситуацию в правовые рамки, ограничивает беспредел, в частности — беспредел местной власти, на сегодняшний день самый жестокий и самый масштабной.

“Период чрезвычайного положения следует использовать для того, чтобы подготовить и провести амнистию, договориться с руководством сепаратистов о разоружении вооруженных формирований, а также подготовить условия для того, чтобы все политические силы Чечни (включая и сторонников ее независимости) могли беспрепятственно осуществлять мирную агитацию за свои программы в ходе последующих избирательных кампаний”, — говорится в письме, с которым “Мемориал” обратился к Президенту в мае нынешнего года

На чрезвычайное положение Кремль идти не хочет. Понятно, почему: в этом случае придется признать, что многолетние разговоры о “нормализации” — не более, чем иллюзия. Как будто после Беслана это не стало ясно всем и каждому!

“Каким должен быть результат?”, — спрашивает В.Ю.Сурков. И на этот, вполне риторический, вопрос имеется ответ в майском обращении “Мемориала”: “…создание условий, в которых было бы возможно формирование легитимных органов власти республики путем свободного волеизъявления его жителей”.

Разумеется, никакого, даже формального ответа на свое обращение “Мемориал” не получил. А вскоре боевики захватили Назрань. Затем, уже в августе, они вторглись в Грозный (впрочем, здесь они потерпели самое сокрушительное поражение: это событие было почти полностью проигнорировано средствами массовой информации). А потом был взрыв на остановке, гибель двух самолетов, взрыв у метро “Рижская” и, наконец, Беслан…

Мемориальцы неправы? Их план — нереален? Или, может быть, в нем есть какие-нибудь серьезные пороки, из-за которых попытки его осуществления принесут только вред?

Очень может быть. Дело общественности — выдвигать планы, дело власти — принять эти планы, полностью или частично, или аргументированно отвергнуть их. Мы готовы спорить, уступать внятным и разумным доводам, признавать свою неправоту. Но мы не готовы получать в ответ потоки брани и клеветы… То есть, что я такое говорю? Именно к этому мы и готовы. К сожалению.

…А тем временем борьба с терроризмом по версии Кремля идет полным ходом. Одного уже поймали, но он оказался то ли безработным офицером-подводником из Питера, то ли просто неизвестным бомжом. Фарс тоже повторяется — почти как фарс. Ряд волшебных превращений задержанного пособника террористов можно было бы рассматривать как достойную параллель рязанскому мешку с гексогеном образца 1999 г., по мановению чьей-то руки превращавшемуся то в сахар, то опять в гексоген. Как мизансцену из средневекового итальянского фарса, вплоть до появления классических персонажей комедии дель арте — чересчур бдительных стражей порядка, некстати вмешивающихся в ход событий. Можно было бы, если бы речь не шла о трупе (трупах?), кому-то, ведь, в любом случае недавно принадлежавшем (принадлежавших?).

…

Единственное утешение: не мы одни такие в мире. Вот, в Штатах руководит борьбой с терроризмом некто Джордж Буш-младший, тоже президент. Это, если вы не знаете, тот самый, который после 11 сентября кинулся искать в Ираке Усаму бен Ладена и химическое оружие заодно. Посчитал до пяти, — громко, на весь мир, — и пошел искать. Да не один пошел, с целой армией морпехов. С танками и ракетами (“мит пикес, мит шашкес…”).

Не нашел ни того, ни другого. Зато заработал почетное звание Главного вербовщика кадров “Аль-Каиды”.

…

А если серьезно? А если серьезно, терроризм — слишком опасная штука, чтобы стратегию борьбы с ним полностью отдавать на откуп политическим лидерам.