Они «шли под грохот кононады». Они «смерти смотрели в лицо». Они – песенные герои, отряды «спартаковцев смелых бойцов», поднявших в 1919 году в Берлине пробольшевистское восстание, свернутое за десять дней солдатами-добровольцами.

Мы шли под совершенно другие звуки и смотрели в лицо совершенно иному явлению. Мы – несколько тысяч москвичей, вышедших на антифашистскую демонстрацию в минувшее воскресенье. Мы не затевали восстание. Более того, организаторы шествия даже не пригласили присоединиться КПРФ, имеющую определенные генетические связи с теми, немецкими «спартаковцами». Не пригласили, видимо, чтобы лишний раз не задумываться над гениальным открытием Мориса Дюверже о том, что «разница между немецким нацизмом и русским большевизмом – не более чем разница между немецким и русским темпераментом». Впрочем, ни нынешних российских коммунистов, ни их отцов и дедов никак не заподозришь в симпатиях к фашистам прежним и нынешним. Не сомневаюсь, что они откликнулись бы на приглашение организаторов и привели колонны своих сторонников под красными флагами и с раз и навсегда утвержденными транспарантами. Но их не позвали, а прийти на демонстрацию рядовыми гражданами – чего-то не хватило. Жаль.

Конечно, количество москвичей, для которых фашистская идеология неприемлема, исчисляется не тысячами, а миллионами человек. Но почему на демонстрацию вышли всего несколько тысяч? Причин, думаю, немало. Во-первых, далеко не все могут распознать обыкновенный фашизм в лозунгах «Москва – для москвичей!», «Россия – для русских!», «Нелегальных мигрантов – вон!» и т.п. Точно так же не все согласятся с лозунгом «Наше отечество – все человечество!», который скандировала присоединившаяся к демонстрации группа молодежи с черно-красными флагами. Хотя, по большому счету, если иметь в виду всю крохотность и хрупкость сегодняшнего мира, ребята близки к истине.

Во-вторых, абсолютное большинство моих знакомых уверено в том, что вирус фашизма хоть и проник в российское общество, но заразил только маргинальные слои, которые не делают погоды в стране. Они убеждены, что эпидемия птичьего гриппа является гораздо более реальной угрозой, чем эпидемия фашизма. Кроме того, и это в-третьих, они уверены, что власть, конечно же, не допустит фашизации страны, хотя будет всячески раздувать фашизоидные политические силы, чтобы в момент очередного исторического выбора, например в 2007 и 2008 годах, поставить избирателя перед альтернативой: или мы, долго и счастливо управляющие страной, или они, фашисты или полуфашисты, но уж, как минимум, шовинисты и ксенофобы, а значит, экстремисты. Причем если к тому времени не в меру радикальная партия националистического толка окажется не чересчур популярна, то ею воспользуются как создающим благоприятный контраст спаринг-партнером, а если чересчур – в последний момент снимут с электоральной дистанции, как это было проделано с партией «Родина» на выборах в Мосгордуму. Здесь, правда, важно не пропустить момент: выпуская джинна из бутылки, нужно все время придерживать пробочку, чтобы в нужный момент защемить ему важную деталь, сделав тем самым куда более покладистым.

В-четвертых, огромное большинство москвичей и думать не думают ни о какой фашистской опасности. Для них нынешняя борьба между фашистами и антифашистами видится чем-то далеким, клубящимся в эмпиреях высокой политики и не имеющим никакой связи с их каждодневными заботами и печалями. Рост цен их волнует, а рост числа убийств на национальной почве – нет.

В-пятых, среди моих земляков найдется немало и таких, кто убежден, что действительно все зло от «понаехавших». В своем неведении они готовы окружить город валом и рвом, опутать колючей проволокой, лишь бы избавиться от «гостей столицы». Но если вы им скажете, что подобная, мягко говоря, нетолерантность сродни фашизму, они вас не поймут и обидятся. Тем более что в таком мироощущении они живут уже не один десяток лет, несмотря на настойчивую официальную пропаганду дружбы народов.

Декабрь давно уже стал в нашей стране месяцем демонстраций. Еще в 1876 году именно 18 декабря случилась первая в России политическая демонстрация. Правда, не в Москве, а в Северной столице, на площади перед величественным Казанским собором. Тогда тоже народу вышло немного: организация «Земля и воля» вывела около 400 человек. Но именно в тот день впервые над митингующими взметнулось красное знамя. И хотя демонстрация была разогнана полицией, а некоторые ее участники отправились в ссылку и на каторгу, дальние последствия той сходки мир ощущал на себе почти весь двадцатый век. Совсем другая демонстрация прошла 5 декабря 1965 года, когда всего несколько десятков человек вышли к памятнику Пушкину с транспарантом «Соблюдайте Конституцию (Основной Закон) Союза ССР!». Нынешние школьники ведут именно от этой демонстрации историю правозащитного движения, оказавшего огромное моральное и идейное влияние на тех, кто осуществлял демонтаж советской тоталитарной системы.

Оба примера доказывают: значение демонстрации – не в числе участников, а в силе той идеи, которая вывела их на площадь, в их готовности ее защищать. Защищать, несмотря на слякоть под ногами и шум торговых рядов, несмотря на безразличие толпы и грозный оскал милицейских собак. Вчера мы все вместе дошли до Соловецкого камня. Завтра, если понадобится, мы пойдем дальше.