Алексей Арбатов, доктор исторических наук, депутат Государственной Думы Российской Федерации, фракция "Яблоко" 

Выбор без выбора 

Российская Федерация в XXI веке 
не будет играть какой-либо существенной роли 

 
В последнее десятилетие XX века ход истории набрал такой высокий темп, что даже год-два представляются для политического прогноза весьма туманной перспективой. На 10, 15 или 20 лет можно с приемлемой степенью приближенности говорить лишь о тенденциях экономического, демографического и военного развития стран и регионов ввиду длительности циклов их динамики. Тем не менее сторонники теории Хантингтона считают, что мировая политика будет диктоваться "конфликтом цивилизаций". Другая точка зрения в том, что в основе международных отношений обозримого начала XXI века будут не идеологические или чисто геостратегические движущие мотивы, а в большей мере экономические интересы (включая доступ к энергоресурсам), которые станут определять новое группирование государств, соотношение их совокупной экономической и военной силы, а значит, и их роль в мировой политике. 

Для России ответ на этот вопрос имеет кардинальную важность наравне с тем, будет ли мир одно-, двух- или многополюсным. Ведь все это определит будущую роль России, стоящие перед ней угрозы и новые возможности, выбор партнеров и появление соперников. Если исходить из второй точки зрения, которая кажется автору настоящей статьи более верной, то вырисовывается следующая картина. 

В настоящее время, согласно исследованиям Института международной экономики и международных отношений Российской академии наук (ИМЭМО РАН), по доле своего ВВП от суммарного мирового уровня США занимают около 21%, Европейский союз тоже примерно 21%, Япония - 8%, Китай - 7%, а Россия - 1,7%. К сожалению, в результате роспуска СССР и в еще большей степени в итоге финансово-экономической политики последних лет Россия откатилась аж на 16-е место в мире, уступив Индии, Бразилии, Индонезии, Мексике, Южной Корее. 

По прогнозу ИМЭМО, в мире будет и дальше углубляться региональная экономическая интеграция. Через два десятилетия, а точнее в 2015 году, по доле мирового ВВП США вместе с Мексикой и Канадой (НАФТА) будут иметь 19%, ЕС - 16%, группировка восточноазиатских "тигров" (Гонконг, Тайвань, Южная Корея) - 5%, страны АСЕАН - 7%, Япония - тоже 7%. Китай обгонит ее и достигнет 10%, а Россия повысит свою долю до 2%. Но это в самом лучшем случае, если в ближайшие годы в России прекратится экономический спад и начнется относительно быстрый хозяйственный подъем в 5-6% в год. 

Эти прогнозы наводят как минимум на три вывода. Первый состоит в том, что следующий век не станет эрой американской монополюсности в мире, хотя США, вероятно, останутся самой сильной державой в военном отношении, если в ближайшее десятилетие не решат резко сократить свою в общем-то излишнюю военную мощь, чтобы еще более повысить экономическую роль в мире. Второй вывод в том, что новая глобальная двухполюсность вряд ли наступит, поскольку объединение всех крупных государств западной части Тихого океана крайне маловероятно, равно как и экономическая интеграция НАФТА и ЕС. 

И третье, самое важное для России. Даже в условиях многополярности, которая будет самой выгодной международной системой для России, ей через 20 лет отнюдь не гарантирована сколько-нибудь значительная роль в мире с ее в лучшем случае 2% от мирового ВВП. Правда, сейчас Россия все еще остается второй после США державой в военном отношении, во всяком случае по размерам своих вооруженных сил. Но при сохранении в России в целом ориентации на рыночную экономику этот потенциал будет постепенно, с некоторыми исключениями приходить в соответствие с ее экономическими возможностями. Возврат полностью к централизованно-плановой экономике вызвал бы такие социально-политические потрясения внутри и вокруг России, что от ее военной силы вообще вряд ли что осталось бы. Это, однако, не отменяет необходимости возрождения определенных плановых основ в управлении хозяйством прежде всего для поддержания социальных функций государства, проведения эффективной конверсии и военной реформы. В лучшем случае через 15-20 лет российские Вооруженные силы будут по численности несколько больше сил крупного европейского государства (порядка 0,7-0,8 млн. человек), а ядерный потенциал, какова бы ни была его военно-политическая роль, где-то на промежуточной ступени между силами США в рамках СНВ-2 или СНВ-3 и нынешними силами третьих ядерных держав (т.е. около 8001000 ядерных боеголовок). Но это только в случае успешной военной реформы, которая должна обеспечить всестороннее улучшение качества за счет сокращения количества войск и вооружений. 

Не исключена опасность, что огромная и богатая природными ресурсами, но малозаселенная и запущенная в хозяйственном отношении российская территория за Уралом (а может, и плодородные регионы на юге и в Поволжье) из фактора национального могущества страны может превратиться в ее главное уязвимое место, особенно если соперничество в мире будет преобладать над сотрудничеством и региональными системами многосторонней безопасности. 

Соответственно многополюсность может предстать для России в ином свете. Однополюсный мир плох тем, что Россия была бы в нем в подчиненном и весьма периферийном положении. Двухполюсный нежелателен, так как втянул бы Москву в новую конфронтацию на правах младшего партнера одной из более крупных держав и заставил бы идти на жертвы ради чьих-то чужих интересов более, чем ради ради своих собственных. Но многополюсный расклад, в свою очередь, может быть еще более опасен тем, что угрожает "разорвать" Россию на части, как когда-то планета Фаэтон была разорвана между мощными гравитационными полями Юпитера и Марса и превратилась в пояс безжизненных астероидов. 

В этой связи вопрос, с кем быть России в грядущей расстановке мировых сил, является кардинальным не только для российской безопасности, но более того - для ее территориальной целостности, суверенитета и национального выживания. Предлагаемое некоторыми политиками возрождение с теми или иными изъянами Советского Союза или Российской империи вряд ли возможно и не принесло бы искомых плодов. В экономическом плане это увеличило бы вес России, скажем, на 0,5% и дало бы ей не 2, а 2,5% от мирового уровня. Но, скорее всего, даже и в чисто экономическом отношении это, наоборот, понизило бы российский потенциал, поскольку заставило бы Россию вновь превратиться в донора для многих республик. Зависимость стран СНГ от российской нефти и газа велика, но лишь постольку, поскольку они продаются ниже мировых цен, т.е. в убыток России. Не говоря уже о настоящей интеграции, простая торговля России с другими странами СНГ весьма невелика (19% от российского торгового оборота) и, по всем прогнозам, будет снижаться (до 15% к 2005 году). Поскольку о силовом пути говорить не приходится, в экономическом плане воссоединение потребовало бы еще больших затрат и уступок от России, чтобы нейтрализовать конкуренцию предложений со стороны дальнего зарубежья. 

Общность экономических и политических интересов республик в рамках СССР гарантировалась единым тоталитарным режимом власти и созданной им централизованной экономики. Но раз эта система распалась, ее реставрация более или менее в тех же параметрах вряд ли может быть естественной в условиях, когда бывшие братские республики взялись за строительство самостоятельных государств и поиск своих собственных экономических и политических путей развития. Даже в тех случаях когда сближение в рамках СНГ может идти на сугубо добровольной основе, оно, за редким исключением (вроде Армении) будет иметь форму дополнительных экономических жертв России в обмен на военные или политические уступки соседей, важность которых для Москвы далеко не всегда очевидна. Таким образом, во имя политической символики воссоединения Россия рискует еще больше подорвать свою экономику и финансы. Расширяя военно-политическое влияние в отдельных зонах ближнего зарубежья, Москва в силу своего дальнейшего экономического ослабления и развала федеральных связей может фактически утратить суверенитет над некоторыми собственными регионами, начиная с Северного Кавказа и кончая Сибирью и Дальним Востоком. 

Все это ни в коем случае не отменяет той истины, что развитие отношений с постсоветскими республиками исходя из своей собственной конкретной выгоды может явиться для России фактором ее дополнительного экономического роста и укрепления внешней безопасности. Особенно экономический союз с Украиной и Белоруссией, если будут преодолены нынешние внешне- и внутриполитические препятствия для него и изменится экономическая политика всех трех стран, имел бы для них огромную важность. 

Другая концепция состоит в ориентации России на взаимодействие с традиционными советскими партнерами, например Индией, Ираном, а в радикальном варианте - с Ираком, Ливией, Северной Кореей, Кубой. Диверсификация экономических и политических отношений Москвы, включая военно-техническое сотрудничество, в направлении забытых поначалу (в 1992-1993гг.) стран, несомненно, полезна как в экономическом, так и в политическом отношении, если укладывается в рамки резолюций ООН и международных договоров в сфере нераспространения. Однако ни о какой реальной интеграции с ними, хотя бы отдаленно сравнимой с ЕС, НАФТА или АСЕАН, речи, конечно, идти не может из-за глубоких различий во всем, начиная от культурных традиций, идеологий, экономических систем и кончая геополитическими интересами. Почти все эти государства нуждаются в капиталовложениях и экономической помощи, на которую у России нет средств. Другие сами хотят торговать нефтью и газом, сбивая цены на эти главные предметы российского экспорта. А иные к тому же желали бы втянуть Москву в конфронтацию с США или ООН, что уж никак не способствовало бы росту ее экономической и военной мощи. 

Предлагаемый отдельными российскими политиками союз с Китаем, конечно, в чисто экономическом плане соединил бы Россию с одним из растущих центров силы XXI века. Но даже если, в конце концов, того же захотел бы Пекин, то это было бы присоединение 2% мирового ВВП к 10% и 2,6% населения мира к 21%. Характер взаимоотношений таких союзников ни у кого не должен вызывать сомнений, особенно учитывая политический характер строя Китая, его быстро растущую военную мощь и острый дефицит природных ресурсов и территории по отношению к населению и хозяйственному потенциалу. Торговля, взаимная безопасность и развитие политических отношений с Китаем составляют важнейший российский интерес, однако полномасштабная интеграция просто-напросто поглотила бы Россию без остатка или как минимум оттеснила бы ее на запад от Урала. 

Про США говорить не приходится. Хорошие отношения с ними России, безусловно, нужны, но взаимный интерес двух держав после прекращения глобальной конфронтации и гонки вооружений заметно сужается, а отрезвление от иллюзий начала 90-х годов уже наступило в обеих странах, тогда как разрыв между ними в весовых категориях растет и будет продолжать расти. США интегрируются в НАФТА и готовятся к обострению экономического соперничества с другими растущими мировыми центрами силы, среди которых Россия, увы, не фигурирует ни в качестве американского конкурента, ни в качестве партнера. 

Что же остается: уйти через двадцать лет в небытие как великой или даже просто крупной державе XXI века, вернуться в союзе с Китаем или самостоятельно к масштабам Московии пятисотлетней давности? 

Нет, представляется, что есть еще один, гораздо лучший путь. Он состоит в постепенном, долгосрочном, тщательно продуманном и согласующимся с российской спецификой объединении России с Большой Европой. Или, если угодно, в возвращении в Европу, неотъемлемой частью которой Русь была тысячу лет назад. 

Если в ряду мировых центров силы Россия через двадцать лет будет почти не видна, то в европейском масштабе она может остаться одной из крупнейших стран, сравнимой по экономическому потенциалу и политическому влиянию с Германией, Францией, Италией и Великобританией, а по населению и тем более территории и природным ресурсам превосходящей их. Интеграция сделает эти преимущества из предмета извечной европейской озабоченности фактором еще большего могущества, безопасности и самостоятельности Европы. Уже сейчас ЕС - главный торговый партнер России, потребляющий 32% ее экспорта и дающий 35% ее импорта, на него приходится более половины всех совместных компаний в России с иностранными капиталовложениями. Западная Европа импортирует 41% энергоносителей из России. 

Европа не сможет сделать Россию сырьевым придатком или зависимым государством, не поставит под вопрос ее территориальную целостность. Напротив, она будет в высшей степени заинтересована в стабильной и передовой России, в ее потенциально огромном внутреннем рынке, в совместном освоении и использовании природных богатств Сибири и Дальнего Востока, чтобы избавиться наконец от вековой зависимости от нестабильных регионов мира и нужды в американской защите своего энергоснабжения. В таком сотрудничестве наверняка примет участие и Япония, а Китай тогда на равных и взаимовыгодных условиях тоже получит возможность удовлетворить свои нужды в сырье и энергоресурсах. 

В культурном отношении Европа ближе всех для России, и, кстати, даже в худшие годы изоляции наша страна всегда оставалась великой частью европейской культуры и цивилизации. Европа накопила огромный опыт интеграции при сохранении национальной самобытности ее народов. Наконец, реинтеграция России с самыми близкими странами - Украиной и Белоруссией - будет бесконфликтной, взаимовыгодной и естественной именно в более широких рамках европейской интеграции. 

Есть несколько главных препятствий для такого курса. Одно - начавшееся расширение НАТО на восток вопреки интересам России. Интеграция стран Центральной Европы в североатлантическую систему безопасности происходит ценой размежевания между Россией и остальной Европой, а в случае следующего шага НАТО на восток и за счет новой конфронтации между ними. Возможно, для абитуриентов в НАТО - это вполне приемлемая цена, но едва ли для Западной Европы, во всяком случае, с точки зрения ее долговременных интересов. 

Россия по определению не может стать полноправным членом НАТО как организации для коллективной обороны. Но европейская безопасность, основанная на НАТО, не может быть эффективна без полного и равноправного участия крупнейшей европейской державы - России. Другое препятствие - продолжающийся экономический и социально-политический кризис в России, эрозия государственной власти, всеобъемлющая коррупция и правовая неразбериха. Выйти из этого пике - дело самой России, перед которой стоит задача глубокого пересмотра внутренней политики последних лет. Но выбор пути выхода из кризиса определит роль и место России в следующем веке. 

Исключительность России не в том, что она способна дважды или трижды войти в ту же воду, а совсем в другом, и она действительно может оказаться редким исключением из правил, каковы бы ни были ее нынешние трудности и слабости. Суть в том, что, несмотря на утрату колоний и протекторатов на западе и юге, на востоке Россия сохранила свою богатейшую и обширнейшую провинцию - Сибирь и Дальний Восток. Некоторые специалисты и политики считают, что там содержится 40-50% всех доступных для экономического использования ресурсов планеты. Если эти ресурсы разумно и эффективно эксплуатировать, то Россия имеет все шансы опять возродиться в качестве великой державы, сравнимой по мощи с ведущими государствами мира. 

С падением советской империи и дезинтеграцией ее централизованной экономики и огромной военной силой Москва фактически забросила эти земли. По ним больнее всех ударили эксперименты с шоковой терапией и макроэкономической стабилизацией, хозяйственно-финансовый кризис. Целые города и промышленные области находятся в запустении, военная инфраструктура разваливается, происходит массовый отток населения в европейскую часть России. Из огромного потенциального блага эти регионы превращаются в зоны бедствия и главную ахиллесову пяту российской безопасности, суверенитета и целостности. 

Все это прямо противоположно тому, что чего требуют истинные и долгосрочные национальные интересы России: интенсивному развитию Сибири и Дальнего Востока, крупным федеральным программам освоения этих территорий, привлечению национальных и иностранных инвестиций, созданию стимулов для притока населения из европейской части страны и других постсоветских республик, строительству современной инфраструктуры коммуникаций и цивилизованных городских условий жизни, обеспечению минимально достаточной обороноспособности. Это позволило бы использовать ресурсы Сибири для экономического роста и подъема благосостояния россиян, для укрепления связей с Западом, чтобы открыть главный источник капитала и технологического содействия. 

Россия должна определиться в дальнейшем пути, трезво оценить свое нынешнее положение, реальные перспективы и имеющиеся долгосрочные альтернативы. Можно, конечно, и дальше тешить себя фантазиями о евразийской природе и особом русском пути, о возрождении империи и историческом праве на великую роль в грядущем многополюсном мире. Но расплата наших детей и внуков за подобные романтические аберрации будет жестока и неминуема. 



"НГ-сценарии", апрель 1998 года, №4, с.13 
 

Яблоко. Начальная страница
Яблоко. Публикации
Яблоко. info@yabloko.ru