[Начальная страница] [Карта сервера] [Публикации]
Теодор Шанин, профессор Манчестерского Университета
Идея прогресса
Данная статья написана для: The Post-Development Reader 
(Ed.by Majid Rahnema with Victoria Bowtree.) L., 1997
Идея прогресса – главное, что унаследовано из философской мысли ХVII-XIX вв. современными общественными науками. Это была идея светская, уходившая от интеллектуальной традиции Европы средних веков, когда во всем мыслился Божий промысел; идея, представлявшая собой новую могущественную и всеобъемлющую сверхтеорию, все объяснявшую в настоящем, прошлом и будущем существовании человечества. Суть идеи и существующих в ее рамках концепций и представлений потрясающе проста. С немногими временными отклонениями все человеческие общества движутся естественно и закономерно «вверх» по пути от нищеты, варварства, деспотизма и невежества к процветанию, цивилизации, демократии и разуму, высшим проявлением которого является Наука. Это, также, и необратимое движение от бесконечного разнообразия особенностей, которые нерационально поглощали человеческую энергию и экономические ресурсы, к миру унифицированному на основе единой, простой и наиболее разумной организации. Таким образом, это движение от плохого к хорошему, от незнания к знанию, что  давало этой благой вести нового времени  этический заряд,  фундаментальный оптимизм и  реформаторское рвение. Познание различных проявлений  этого процесса - экономического, политического, культурного и т.д.- выявляло взаимосвязь и взаимозависимость всех указанных факторов и порождало множество споров и глубоких разногласий, например, по вопросу о том, что является главным двигателем прогресса:  развитие разума или же рост средств производства. Вне споров оставалось то положение, что человечество на своем предопределенном историческом пути вперед и вверх проходит универсальные этапы, из чего и исходили все остальные теоретические построения и интерпретации.

Важно отметить, что идея прогресса со всем ее понятийным аппаратом, системой ценностей и представлений не была исключительной принадлежностью ученых мужей, а пронизывала все слои общества, войдя в общепринятый обиход мышления, по инерции неуязвимый. Даже когда реальная действительность вступала в конфликт с этим мироощущением (а такое случалось нередко), противоречие  отметалось как случайное и преходящее, в то время как вера в прогресс и его вариации оставалась непоколебимой. Менялась мода на слова: «прогресс», «модернизация», «развитие», «экономический рост» и т.д. По-разному звучали обоснования: «цивилизаторская миссия», «экономическая эффективность», «братское содействие», «рациональное развитие». Однако в самой своей сути идея прогресса обнаружила необыкновенную живучесть.

Прежде, чем перейти к вопросу о роли, которую идея прогресса играла и играет в истории человечества, остановимся на таких качествах этой модели как ее сила, популярность и убедительность. Частично они объяснимы временной соотнесенностью с наступлением эпохи так называемой «промышленной революции», когда забрезжила упоительная вера в неограниченные возможности роста производства материальных благ как залога счастливого будущего человечества. Но не менее важно, по-моему, хотя и гораздо менее очевидно то, что идея прогресса разрабатывалась как весьма общий, однако глубоко удовлетворяющий ее авторов и потребителей ответ на две крупнейшие загадки, с которыми европейцам пришлось столкнуться на заре того, что позднее получило название «современности» (modernity).

Первая из них связана со стремительным ростом знания о том, сколь разнообразно человечество. Устоявшиеся представления о самоочевидном и «естественном» в человеческих взаимоотношениях и способах организации человеческих обществ, постигавшиеся путем непосредственного “самонаблюдения“, рушились по мере того как европейские путешественники и завоеватели открывали все новые земли, сталкивались с новыми людьми и новыми формами их бытия. Вместе с тем все это бросало  вызов простейшему дуализму, где цивилизация противопоставлялась варварству (или христиане иноверцам). Разнообразие человеческих обществ росло на глазах, и это требовало объяснения и упорядочения, приемлемого для тех, кто открывал его для себя.

Вторая загадка, с которой сталкивалась европейская мысль в ходе постижения исторического опыта, была связана с восприятием времени. До тех пор доминирующая модель истории представлялась цикличной по аналогии с биологическим бытием человека: юность, зрелость, старость и смерть обществ и империй. Выраженный многими религиями и множеством преданий «миф о вечном возрождении» (1) структурировал то, что было привычно и естественно для человеческого восприятия. В этой модели конец также означал и начало; и пока люди и общества существовали так, основы мироустройства представлялись незыблемыми: Плутарх или Цицерон  воспринимались образованными европейцами в ХVIII в. как вполне современные писатели. Однако в интересующий нас период новая эра ощущалась все более отчетливо. Прежнее восприятие времени и естественной повторяемости событий пришло в расстройство. Конец не означал более возвращения к началу, но значил что-то другое; на смену циклизму приходило линейное ощущение времени, а следовательно, и вопрос о неведомом будущем. Связь времен рвалась, равно как и ее очевидность.

Идея прогресса дала блестящее и драматическое  решение обеих великих загадок, соотнеся их и связав воедино. Почему мир столь разнообразен? Потому что разные общества находятся на разных стадиях развития. Что есть изменение общества? Неизбежное прохождение его через все многообразие существующих общественных форм. В чем задача общественной теории? Дать понимание естественной последовательности этапов общественного развития, представленных многообразием форм, от прошлого к будущему. В чем долг просвещенного правителя? Использовать открытия ученых, чтобы ускорить естественное движение вперед, подавляя силы регресса, которые стремятся это движение затормозить. Новый взгляд на  сложный комплекс человеческих устремлений нес в себе как надежду и оптимизм, так и веру в то, что будучи понятым, мир может быть реформирован  на научной основе, то есть с учетом его объективных закономерностей. Эта вера усугублялась, когда люди, руководствовавшиеся  понятием прогресса, видели в себе самих его высочайшее выражение, в связи с чем собственное общество считали естественным мировым лидером, а себя вправе моделировать (научно!) будущее для всего человечества, что придавало  идее прогресса  ее потрясающее  высокомерие.

Войдя в сложный мир людей в качестве фундаментального ориентира, идея прогресса зажила своей собственной жизнью. Перекликаясь с «промышленной революцией», с урбанизацией и размахом колониализма, она придала им на какое-то время почти метафизическое значение, возведя в ранг закона однолинейность развития человечества, где история, научная правда и этические побуждения едины. Представления о мире получали соответствующую аранжировку: одни общества – «развитые», другие – «недоразвитые», а следовательно, нуждаются в помощи и опеке, в то время как «продвинутая» страна «показывает менее развитой лишь картину ее собственного будущего» (2). Спор шел о движущих и тормозящих факторах «развития», о критериях и показателях «развитости», но отнюдь не о том, насколько в принципе верна сама  постановка вопроса. В этих спорах рождались и развивались различные идеи, которые со временем вписывались в фундаменты создававшихся общественнонаучных дисциплин - социологии, экономики, этнографии. Каутскианский марксизм II Интернационала и его версия, принятая (без упоминания автора) в качестве обязательной государственной идеологии Советского Союза (3), как и идейные высказывания как «правых», так и «левых» правительств мира, свидетельствовали о том, что всепоглощающая идея и риторика прогресса  могли быть поставлены на вооружение любой партией. Вопрос был лишь в том, чье общество является высшим воплощением прогресса и примером всем остальным и чья утопия дарует человечеству окончательное благоденствие.

Говоря о воздействии идеи прогресса во всех ее проявлениях, необходимо представлять три важнейших аспекта этого воздействия: общетеоретический, мобилизующий и идеологический. Идея прогресса как общая теория общественного устройства, вносящая классификацию и порядок в осмысление всей сложности социального бытия, на удивление хорошо выдерживала бесконечное накапливание все новой и новой информации о жизни человечества. Она также в значительной степени способствовала познанию, сосредотачивая внимание на важных общественных взаимосвязях и причинах социальных изменений. Более того, она делала возможной, весьма почитаемой и необходимой такую сферу общественной деятельности, как социальное планирование (4), базирующееся на том представлении, что все образцы исторического прогресса могут быть поняты, описаны, экстраполированы, математизированы и смоделированы учеными и специалистами. Соответственно, идея прогресса превратилась в мощнейший стимул политики (равно как и контрполитики), мобилизуя преданность и готовность своих приверженцев беззаветно, вплоть до самопожертвования, служить скорейшему наступлению неотвратимого светлого будущего.

Идея прогресса со всеми своими многочисленными вариациями сделалась  мощной идеологией, т.е. преградой коллективному знанию. В этом смысле она стала, по выражению Т.Кюна, «обычной наукой», в которой после установления «парадигмы» научная дисциплина начинает диктовать «правильные вопросы», отметая как ненаучные гипотезы, факты и соображения, не вписывающиеся в сложившуюся модель (5). Но этим ее роль не исчерпывалась, поскольку служение прогрессу превратилось в весомое основание для деятельности экспертов по развитию и политиков-реформаторов, считающих себя вправе игнорировать иные взгляды, иных людей, все противоречащее их собственному мироощущению, превращая большинство населения (ради его же блага, разумеется) в объект манипулирования. Выработался даже особый стиль поведения в такой области «экспертизма»: напористый, человечески равнодушный и безапелляционный. Во имя прогресса и в интересах научного планирования большинство людей лишалось как права на выбор, так и ответа на то, почему их собственный опыт и взгляды все меньше берутся в расчет. 

Наиболее зримым «материальным» воплощением и инструментом  идеи прогресса, стало современное государство с его узаконенным представлением общенациональных интересов, претензией на безусловную целесообразность  бюрократического устройства, на объективную необходимость управлять людьми во имя прогресса и связанное с этим право распределять привилегии,  навязывать пути и способы функционирования. «Прогресс», «развитие», «экономический рост» стали главным идеологическим обоснованием миссии государства. В этом плане различия между «Востоком» и «Западом» до 1991 г. были куда менее радикальны, чем принято было считать. Вот причина, почему  после окончания «холодной войны» многое изменилось куда меньше, чем ожидалось. Идеи глобализма деятельности транснациональных компаний и усиливающийся диктат США посредством Мирового валютного фонда не многое изменили в государственно-прогрессистских идеологиях и формах власти. Не случайным поэтому является и то, что проявления  протеста на «Востоке» и «Западе», на «Севере» и «Юге» часто принимают формы ярой антигосударственности. Образ грубо навязчивой  бюрократии «Старшего Брата», чье всепроникновение в  человеческую жизнь делает ее невыносимой, никогда не был столь актуален, как теперь, хотя недовольство часто проявляется в цинизме и в стремлении уйти от «всевидящего глаза» в большей степени, чем в открытых выступлениях.

В конечном итоге идея прогресса превратилась в могущественную идеологию порабощения. Во имя ее вершились и вершатся акты поразительной жестокости, оправдываемые «великим будущим», а потому допустимые, более того, мыслящиеся как прямые обязанности элит. Необыкновенная, порой фанатическая, целеустремленность, с которой идея «убыстрения» прогресса внедрялась в жизнь через различного рода программы развития, напоминает христианство  средних веков. Его изначальная идея  любви к ближнему, без сомнения сыгравшая важную и  положительную роль в истории европейской цивилизации, была возведена в ранг догм абсолютной истины для всего человечества. Стремясь приблизить Второе Пришествие, крестоносцы огнем и мечом, погромом и террором убеждали мир  уверовать в Спасителя, в то время как святая инквизиция освобождала землю от сомневающихся. Сама жизнь приносилась в жертву светлому будущему. Перефразируя Эктона, можно сказать, что абсолютная теория (и необузданное рвение) развращает абсолютно, (6)  делая удобоваримой  крайнюю жестокость, этой же теорией  порождаемую.

На сегодняшний день неуниверсальность «прогрессизма» становится все более очевидной. Огромное количество фактов и явлений, на которые до поры просто закрывались глаза, упрямо не хотят вписываться в прогрессистские модели - будь то исламское возрождение, вопросы «меньшинств», которые фактически являются «большинствами»; коммунизм, который эксплуатирует; капитализм, который сдерживает экономическое развитие; рост производительности,  порождающий голод и т.д.. Представления о неограниченном линейном прогрессе мешают рассмотреть общественный мир во всей его сложности и многообразии, увидеть в нем параллельные формы, которые сосуществуют друг с другом, не «отмирая» и не являясь этапами единого процесса (7). Принятие этой метамодели ограничивает и  понимание человеческой истории как движения от богатства конкретных социальных форм к новым богатствам форм, а не просто к универсализации. Без этого нельзя понять то, что можно назвать неформальной или эксполярной семейной экономикой - важнейшую стратегию выживания как в индустриальном, так и в «постиндустриальном» мире (8), также нельзя осознать и современные проблемы экологии и т.д. и т. п.. 

Как часто случается, когда глобальная концепция начинает сдавать свои позиции, на смену ей не скоро приходит новое  целостное видение. В последние десятилетия все более выделялись такие формы интеллектуальной капитуляции, как критика современности постмодернизмом, где все относительно, кроме самой относительности. В постмодернизме идея  прогресса парадоксальным образом нашла свое крайнее выражение в отрицании  Науки как таковой. 

Конечно,  риторика прогресса будет благополучно продолжать свое существование, пока она служит интересам могущественных групп. Но ее способность владеть умами, направлять и убеждать быстро слабеет. Те, кто находит идеи прогресса неприемлемыми, всегда могут замкнуться в частной жизни, предоставляя «массам» продолжать свое существование в «обществе потребления», непредсказуемого рынка и постоянного страха безработицы - в обществе, все более утрачивающем свое человеческое содержание (its meaning). Те же, кто не уходят в себя и  готовы понять и принять без паники крушение тотальной теории, которой человечество и  мыслители, принадлежащие к разным лагерям, были привержены более двух столетий, должны, по-видимому,  начать анализ заново, именно с точки распада этой метамодели: с вопросов человеческого содержания социальных структур и мировоззренческих позиций, т.е. с вопросов личного выбора. В конце столетия мы знаем, сколь ограничен выбор в современном обществе.  Нам необходимо четко осознать пределы  этих ограничений ради обретения орудий борьбы и самозащиты, ради реальной свободы.
 

Примечания:
(1) Для прекрасного анализа данного вопроса см.: Eliade M. The Myth of the Eternal Return, Harmondsworth; Princeton, Princeton University Press, 1992.

(2) Как и во многих других случаях Маркс блестяще высказал этой фразой в предисловии к «Капиталу» доминирующий взгляд ученых своего поколения. Менее известен отход Маркса от этой позиции на позднем этапе своего развития. Об этом см.: Shanin Т. Late Marx and the Russian Road. L., 1983.

(3) Достаточно сравнить сталинский «Краткий курс» (особенно главу “О диалектическом и историческом материализме”) с работами: Kaytsky K. The Class Strugle: The Erfurt Programme. Chicago, 1910; см. также: Steenson G.P., Kautsky K. 1854--1938: Marxism in the Classical Years. Pittsburg, 1978. P. 38/

(4) Читателям, воспитывавшимся на идеях пятилетних планов, стоит иметь в виду вполне схожее мнение очень некоммунистического авторов, таких как Manheim K. Diagnosis of our time. Westport, Connecticut: Greenwood press, 1986.

(5) Kuhn T. The Structure of Scientific Revolutions. Chicago: University of Chicago Press, 1970.

(6) Афоризм Эктона звучит: «Абсолютная власть развращает абсолютно».

(7) Современные теоретические основы подхода,  альтернативного теориям прогресса, закладывались независимо друг от друга в работах Чаянова и Поляни (см.: Чаянов А.В. К теории некапиталистических систем хозяйства // Чаянов и Восток. М., 1992.; Polanyi K. Тhe Great Тransformation. Boston, 1957.

(8) Шанин Т. Формы хозяйства вне систем // Вопросы философии. 1990. № 8. C. 57--68.
 

Данная статья написана для: The Post-Development Reader 
(Ed.by Majid Rahnema with Victoria Bowtree.) L., 1997
Теодор Шанин
Теодор Шанин - профессор социологии Манчестерского университета и ректор Московской школы социальных и экономических наук - известен в России прежде всего как автор книг и исследований о крестьянстве. Диапазон его научных интересов и работ намного шире. Среди них - наряду с крестяноведческими работами, такими как "The Awkward class: Political Sociology of Peasantry in a Developing Society: Russia 1910-1925" (Claredron Press, 1972); "Peasants and Peasant Societies" (Penguin Books, 1971) (8 изданий, последнее из них  в 1992, на базе которого построена хрестоматия на русском языке ”Великий Незнакомец” (М., 1992), как и "Defining Peasants" (Blackwells, 1990). Это также посвященное эпистемологии “The Rules of the Game: Models in Contemporary Scholarly Thought” (Tavistoc Publications, 1972); работы по третьему миру, такие как  "Sociology of Developing Societies". (L., 1979); работы по политической теории, такие как "Late Marx and the Russian Road: Marx and the Peripheries of Capitalism". (Routledge, GB. Monthly Review US, 1984). Последние две крупные работы Т.Шанина посвящены исторической социологии России. Это - "Russia as a Developing Society” (Macmillan Yale U.P. 1985, 1986);  “Revolution as the Moment of Truth” ” (Macmillan Yale U.P. 1986, 1987). Последняя издана на русском языке: Революция как момент истины. Россия 1905-1907 гг.-1917-1922 гг. (М., 1997). 
 

 
Обсуждение статьи

См. также:
Теодор Шанин, Западный опыт  и опасность «сталинизма наоборот», 1990 год

[Начальная страница] [Карта сервера] [Публикации]
info@yabloko.ru