2.5. Экономическая мотивация инсайдеров
и вопрос контроля за менеджментом

Если следовать нашему определению собственников-инсайдеров, их поведение почти полностью независимо от юридической формы предприятия. Существуют некоторые факты, доказывающие, что юридическая форма собственности на предприятие в России никак не влияет на его функционирование. Как достаточно осторожно замечают Аукуционек, Иванова и Журавская [178], «различия между приватизированными и государственными предприятиями не всегда очевидны» (с. 5)³⁷. И государственные, и приватизированные предприятия обладают большой степенью независимости при принятии экономических решений, распределении доходов и т.д., что подтверждают наши беседы со многими руководителями обеих групп предприятий. Фактически те, кто управлял государственными предприятиями, не могли четко сказать, какое значение для них имеет этот статус, и утверждали, что они не получают денег из бюджета и также не платят в него ничего, кроме обычных налогов. Кроме того, государство никак не контролирует назначение на должность руководящего состава и не вмешивается в ценовую политику, в то время как многие частные предприятия в отраслях, где в какой-то мере существует контроль над ценами, должны при принятии решений о поставках и ценах считаться с центральными и местными органами власти.

Теоретически необходимость эффективного контроля за менеджментом корпораций (чтобы в больших фирмах, которые не могут находиться в собственности одного человека, не могло происходить хищений средств, извлечения личных доходов в ущерб предприятию и иных действий, приводящих к убыткам владельцев акций) хорошо известна. В разных общественных системах этот контроль осуществляется по-разному. Например, при коммунистической системе надзор за руководством предприятий осуществлялся посредством административного контроля со стороны партии и правительственного аппарата, а также посредством полицейского государства. При рыночной экономике функции контроля за действиями наемного менеджмента выполняет в основном имперсональный механизм в лице конкурентных рынков капитала и рабочей силы, а также в некоторых странах (например, в Японии) банки, которые не только дают ссуды нефинансовым корпорациям, но и являются крупными совладельцами таких корпораций [175]. Даже в таких странах, как Южная Корея, система финансово-промышленных групп осуществляет определенный надзор за руководством предприятий, хотя и весьма неэффективный, как продемонстрировал кризис 1997 года.

В России переходного периода не действует ни один из перечисленных выше механизмов, и созданию таких механизмов, как было отмечено, не уделялось никакого внимания при разработке программы приватизации. Самый тревожный фактор в институциональной неразберихе, порожденной программой приватизации, – это то, что фактические собственники-инсайдеры при осуществлении контроля над приватизированными фирмами полагаются не столько на правовую систему, сколько на структуры параллельной экономики (в том числе на коррумпированных правительственных чиновников и явных членов криминальных групп). Немногие оставшиеся контролеры-аутсайдеры (бывший руководящий персонал, который в настоящее время управляет посткоммунистическим государством или слился с организованной преступностью) весьма широко пользуются своими возможностями принуждения, как это было и на поздних стадиях плановой экономики, – берут (или вымогают) взятки, не контролируя при этом ни эффективности, ни честности инсайдеров. Соответственно, нам представляется, что реформы, исходящие из того, что коренное улучшение ситуации может быть достигнуто путем привлечения сторонних акционеров или банков [175], не могут быть действенными применительно к сфере, где доминирует параллельная экономика³⁸. Могут потребоваться другие более кардинальные меры экономической мотивации для устранения корней проблемы (см. главу 9).

Таким образом, в определенном смысле формальное право собственности в современной российской экономике не имеет значения. Однако оно важно совсем в другом смысле. Особая форма фактического права собственности инсайдеров, которая возникла на поздних стадиях плановой экономики, вне зависимости от того, оформлена ли она в виде законной частной собственности или нет, ведет к искажению экономической мотивации в масштабах, неслыханных в истории рыночной экономики.

Понятие права на частную собственность практически теряет смысл, если это право должным образом не ограничено законом, контрактами и социальными нормами. Парадокс здесь только кажущийся. Так же как формы предметов можно наблюдать в пространстве только потому, что они ограничены другими предметами, так и право собственности определяется его границами. Парадокс «права на частную собственность» в приватизированных фирмах России состоит в том, что в настоящее время различные группы инсайдеров (как они определены выше) наделены этим правом в гораздо большей степени, чем в любой развитой экономике, основанной на частной собственности. Однако именно по этой причине невозможно установить какие-либо долгосрочные устойчивые правила игры для взаимодействия этих обособленных групп, каждая из которых построила для своих членов нечто вроде мини-тоталитарной экономики. Их неформальное право на собственность в пределах сфер их влияния практически не ограничено никакими нормами – ни юридическими, ни общественными, ни моральными, – но именно поэтому оно почти никак не защищено за пределами этих сфер, поскольку вступает в противоречие со столь же неограниченным «правом на частную собственность» конкурирующих групп. Неудивительно, что в такой ситуации «приватизация» не породила новых стимулов для повышения прибыльности бывших государственных предприятий. При том что параллельная экономика все еще является существенным видом деятельности (а во многих случаях – единственно возможным), сегментированные рынки, очень ограниченный во времени горизонт планирования и другие вышеописанные черты этой экономики вынуждают группы инсайдеров пользоваться своим фактическим правом на собственность большей частью с целью отвлечения прибыли с постгосударственных предприятий и ее привлечения в собственный небольшой частный бизнес. Приватизированными фирмами продолжают управлять их руководители, структуры параллельной экономики и бюрократы среднего звена, как это и происходило в последние годы плановой экономики. У рядовых работников и у большинства номинальных акционеров очень мало информации и нет права голоса, позволяющего влиять на процесс управления фирмой (за очень редким исключением).

Получить конкретные данные, дающие представление о масштабах незаконной деятельности, конечно же, очень непросто. Тем не менее, кое-что об этих масштабах можно узнать с помощью косвенных данных. Например, фантастический рост количества предприятий «малого бизнеса». Такие предприятия практически не существовали при более строгих правилах плановой экономики. Однако к 1991 году было зарегистрировано уже 268 тыс. таких фирм, а к концу 1996 года их количество возросло до более чем 1,5 млн. И хотя эта цифра, может быть, невелика по международным стандартам (например, в Японии количество мелких и средних предприятий составляет почти 6,5 млн), ни для кого не секрет, что большинство этих фирм было организовано руководителями крупных постгосударственных предприятий, в основном, чтобы прикрыть отвлечение ресурсов и наличности для частных целей руководителей и бывших номенклатурщиков. Таким образом, значительная часть российской рабочей силы задействована в фирмах, главным образом ведущих деятельность по извлечению рентного дохода и непосредственно не связанных с производством, как это определено у Бхагвати [193]. Cуществуют также признаки того, что официальная занятость – лишь верхушка айсберга³⁹.

Усилия российского правительства, нацеленные на достижение макроэкономической стабилизации, которые, по существу, не пошли далее отказов платить деньги даже по собственным обязательствам, на самом деле помогли на микроэкономическом уровне углубить институциональную неразрешенность вопроса господства параллельной экономики. При отсутствии доступа к рынкам капитала и под строгим контролем структур параллельной экономики за большинством аспектов экономической деятельности новый эффективный приток инвестиционных средств невозможен без значительной помощи со стороны правительства. Это не означает, что правительство должно снова само заняться инвестиционной деятельностью, но это означает, что оно должно проводить политику (в том числе политику по ссудам) по поддержке малого бизнеса в производственной сфере и, самое меньшее, установить сотрудникам правоохранительных органов достаточно высокую заработную плату, чтобы сами они не становились частью структур принуждения в параллельной экономике. Все это отрицалось путем акцентирования внимания на «макроэкономической стабилизации» и направления усилий на снижение инфляции, когда не делалось различий между средствами, выделяемыми для поддержки убыточных государственных предприятий, и средствами для организации нового бизнеса и увеличения объемов производства⁴⁰. Фактически правительство 90-х годов само загнало себя в порочный круг: неограниченное господство инсайдеров подрывало налоговые поступления, а в ответ правительство вынуждено прибегать к частным переговорам с главными неплательщиками налогов, отходя от провозглашаемой цели установления принципа законности.