На встрече Объединения ЯБЛОКО с деятелями культуры выступал музыкальный
руководитель театра «Летучая мышь» Роман Берченко. Говорил о театре, все
десять лет своего существования не получавшем денег от государства и показывающем
веселые красочные спектакли, чтобы смертельно уставшие от нашей бездарной
действительности люди могли забыться и отдохнуть.
И вот здание на Поварской (бывший театр Киноактера), приютившее ныне
«Летучую мышь», оставшуюся без привычного «гнезда» в Гнездниковском переулке.
Для летней жары зал заполнен даже чересчур - свободных мест практически
нет. На сцене - колесный пароход почти в натуральную величину (во втором
действии он раскроется и мы увидим оперный театр тоже почти в натуральную
величину): «Великая иллюзия», составленная из фрагментов различных
мюзиклов и рок-опер.
Но это - не рецензия, и я не буду рассказывать о самом спектакле, тем
более, что пересказывать его бессмысленно - его надо видеть. Речь о другом.
Я беседую с художественным руководителем и главным режиссером театра
Григорием Гурвичем, человеком, известным всей стране в роли ведущего телепередачи
«Старая квартира». Именно он возродил «Летучую мышь», выросшую в далеком
1908 году из знаменитых капустников Художественного театра и эмигрировавшую
после революции.
- Такой театр, как наш, в России сейчас один, а в мире их - бесчисленное
множество. Такие спектакли идут каждый вечер и в Лондоне, считающемся на
самом деле столицей мюзикла, и в Нью-Йорке на Бродвее, причем во многих
театрах одновременно.
У нас в России театр иной. У нас страна трактовок. Нас приучили
к тому, что режиссер - это тот, кто пересказывает всем известную историю
еще раз. Ты все равно знаешь, чем кончится, знаешь, кого убьют, но в данном
конкретном случае Гамлет толстый, или сумасшедший, нормальный, добрый,
злой, вредный.
А сейчас народ у нас живет тяжело, бедно, трудно, ему нужны другие
спектакли. Успех сегодняшних антреприз показывает: люди хотят посмотреть
комедию, они говорят: не морочьте мне голову Островским. «Чудно отдохнули»,-
как выражаются некоторые зрители, за что мне иногда их убить хочется. Хотя
на самом деле это нормально.
- Григорий Ефимович, а почему вы ставите спектакли, состоящие из фрагментов?
- Люди часто ходят в театр, чтобы посмотреть историю, не зная, чем
она закончится. Но так устроена драматургия, что смотришь пьесу и в первые
же 20 минут понимаешь, что будет дальше: он ее увидел, сейчас они начнут
знакомиться, потом сближаться, и потом все предсказуемо. А в нашем театре
все непредсказуемо: через двадцать минут кончится не эта линия, а весь
сюжет, и начнется новый. И по программке не определишь, что это будет.
Мне нравится работать так, когда должно быть по-детски интересно: сидят
люди в театре и все время хотят узнать, что дальше будет. Черт его знает,
может, что-то сверху упадет, может, клоуны выйдут, может быть, фокусы начнут
показывать, хотя в программке написано «театральный спектакль». Но, правда,
если будут показывать фокусы, они будут иметь какой-то смысл - лирический,
ностальгический, грустный.
- И за рубежом такие спектакли тоже имеют успех?
- Я просто поражался, когда был в Англии: Лондон, лето, жара
дикая - и ежедневно полные залы в таких театрах, как наш. Конечно, это
не лондонская интеллигенция. Это японцы, какие-то праздные австралийцы.
Это туристический бизнес, собственно говоря. Классно поставленная индустрия
развлечений, причем дорогая. Год, два, три это будет посещаться. Не потому,
что там лучше ставят, потому что там другая жизнь - каждый день дикое количество
туристов с деньгами в кармане.
У нас нет праздных австралийцев. У нас нет того туристического бизнеса,
неотъемлемой частью которого являются театры - кабаре. У нас другой зритель.
По окончании «Великой иллюзии», когда артисты на сцене раскланиваются,
а из зала им несут букеты и букетики, пожилая женщина недалеко от меня
говорит соседке: «Конечно, надо было прийти с цветами, но они ведь так
дороги». Для этих двух арбатских старушек, попавших в «Летучую мышь» по
бесплатным «социальным» билетам, сегодняшний вечер - изумительный яркий
праздник в безумной бесцветной полуголодной жизни.
В последнем, для кого десятом, для кого одиннадцатом классе средней
школы нас многие десятилетия учили, сколь вредны иллюзии:
Господа, если к правде святой
Мир дорогу найти не сумеет,
Честь безумцу, который навеет
Человечеству сон золотой,
читал герой горьковской пьесы «На дне». Вот, объясняли нам, он погнался
за «золотым сном» и повесился в последнем действии - верьте классику -
так всегда бывает. И мы, убогие реалисты, бодренько шагали к «настоящему»
коммунистическому будущему. Потом мы зашагали к «реальной» рыночной экономике.
И сегодня шагаем, уже просто черт знает куда, черт знает за кем.
И я спросил Григория Гурвича:
- Роман Эдуардович Берченко, музыкальный руководитель вашего театра,
был на встрече, организованной ЯБЛОКОМ, выступал на ней. И по этому выступлению
можно предположить, что он предпочитает наше объединение другим политическим
партиям и движениям. А Ваше отношение к ЯБЛОКУ?
- Правду говорить неудобно, но 99 % политиков вызывают реакцию отторжения.
Политика - это игра с сомнительными правилами или без правил. Но
тем не менее ЯБЛОКО лучше, чем другие. Понятно, что там интеллигентные
люди, компания как бы наша. Понятие «наши - не наши» не политическое, оно
компанейское. Ваш лидер, так скажем, из нашей компании. Всегда ведь видно:
вот человек говорит искренне. Поэтому он как бы из нашей компании,
он тот, с которым не стыдно ни выпить, ни о жизни потрепаться. Но он играет
в эту игру, и вынужден в нее играть так, как принято. Если выбирать
из всех зол, понятно, что ЯБЛОКО - не последнее, не наибольшее, конечно.
Но это слишком очевидно. Понятно, что у вас ребята с физиономиями, на которые
смотреть не противно, хотя на большинство политиков смотреть невероятно
противно.
Когда общаешься с кем-то из думских «правдорубов», например, с Говорухиным,
хочется спросить (а так можно спросить у любого депутата): «Как можно каждый
день ходить на работу, когда там Макашов сидит?». Вот я бы такую работу
бросил. Или что-то придумал. Но я не мог бы ходить к себе на работу при
таких правилах игры.
К счастью, правила игры у него на работе другие. И артисты потрясающе
поют и танцуют в тридцатиградусную жару, несмотря на то, что в ярком свете
прожекторов струящийся по лицам пот заметен, наверное, ряда с пятнадцатого.
И когда дирижирующий оркестром Роман Берченко перед началом спектакля произносит,
обращаясь к залу, некое вступление, истомленные жарой люди тихо охают при
виде человека во фраке и при бабочке. И когда в конце спектакля Григорий
Гурвич выходит на сцену с заключительными словами, он - в тройке и при
галстуке. Таковы правила здешней игры - каждый обязан выложиться.
И тогда создается действительно Великая иллюзия, та, с помощью которой
во времена великой депрессии бродвейские и голливудские артисты не давали
отчаяться Америке. Дай бог, чтобы кто-то не дал отчаяться и нам. Ведь на
самом деле уже цитированные знаменитые строки - отнюдь не финальные в посвященном
памяти великих французских просветителей стихотворении Беранже «Безумцы».
За ними следуют еще восемь строк:
По безумным блуждая дорогам,
Нам безумец открыл Новый свет.
Нам безумец дал Новый Завет,
Ибо этот безумец был богом.
Если б завтра Земли нашей путь
Осветить наше солнце забыло,
Завтра целый бы мир осветила
Мысль безумца какого-нибудь. |
