[Начальная страница] [Карта сервера/Поиск] [Новости] [Публикации]

 
Юрий Щекочихин. 
«Рабы ГБ»
Вместо заключения
Мышиная работа
Москва, май 2000 года
 
Господи! Чем они занимались! Чем они только не занимались!

Когда осенью 1991 года были рассекречены архивы КГБ, то перед теми, кто обнаруживал донесения секретных агентов, представала фантасмагорическая картина. 

Из донесений и отчетов за 1983 год:

"В НРБ на юбилейные торжества, посвященные юбилею патриаршества православной церкви Болгарии, выехала делегация РПЦ во главе с патриархом Пименом. В состав делегации включены агенты органов КГБ "Островский", "Никольский", "Огнев", "Сергеев" и оперработник действующего резерва под соответствующим прикрытием сотрудника патриархии".

"От "ЛВН" получена информация о некоторых негативных высказываниях члена СП СССР Ю. Корякина во время лекции о творчестве Достоевского в Литинституте".

"В Финляндию в составе команды баскетболистов направлен агент "Яковлев".

А это - год 1984-й:

"В соответствии с планом, утвержденным руководством КГБ СССР, проведена работа по включению в состав олимпийской делегации СССР, выезжающей в Сараево, 16 агентов органов КГБ для выполнения поставленных задач".

"От агента "Синягин" получено 2 сообщения, характеризующих обстановку в семье Шестоковичей".

"Завербован в качестве агента КГБ СССР "Алик" - зав. отделом ИНИОН АН СССР".

"В связи с окончанием аспирантуры ИМРД АН СССР в УКГБ СССР по Кировской области направлено личное дело агента "Наташи" с целью восстановления с ней связи".

"В связи с проявлением в последнее время интересов со стороны некоторых антиобщественных элементов к философским трудам художника Н. Рериха от агента "Сергеевой" получены аналитические материалы, раскрывающие истинный характер мировоззрения художника и показывающие ошибочность его взглядов".

"В Финляндию в составе команды баскетболистов направлен агент "Яковлев".

И на икону молились, и под баскетбольным щитом стояли...

Однажды на какой-то московской вечеринке ко мне подошел один из гостей хозяина дома, в который я пришел, и, отозвав в сторону, сказал:

- Давно хотел познакомиться и честно вам сказать, какой непоправимый урон борьбе с преступностью вы нанесли.

- Чем же это? - искренне удивился я.

- Да тем, что пытаетесь ликвидировать секретную агентуру! А как, по-вашему, можно еще бороться с бандитами! Девяносто процентов раскрываемых преступлений - заслуга агентов! - наставительно произнес этот человек, представившийся полковником ФСБ.

Да не о том я! Не о тех! При чем здесь разбойники и бандиты!? И те, кто внедряется в банды и группировки, рискуя собственной головой, и те, чья информация помогает найти убийцу - не об этом я, не об этих.

О других, о другом!

Вспоминаю, как Ярослав Васильевич Карпович, первый из сотрудников КГБ, открыто заявивший о том, какой фантасмагорической ерундой приходилось заниматься ему в собственном ведомстве, рассказывал:

- Только Брежнев выступит с очередной исторической речью, нам тут же приказ: "снимать" реакцию советского народа. Обычно все придумывали все из головы: инженер К. в восторге, слесарь Л. плакал от счастья, а в конце отчета припишешь какую-нибудь неграмотную старушку, которая, как обычно, недовольна ценами. А агентура в такие дни на ушах стояла! Черт знает чем занимались!

Не скрывали того, что "черт знает чем занимались" и другие сотрудники пятого, идеологического управления. Так, один из них, подполковник Д., говорил мне еще в 1990-м:

Каждому оперработнику сбрасывают план: за год привлечь к сотрудничеству семерых - у нас же тоже плановое хозяйство! Ну, находишь, уговариваешь - или заставляешь - дать подписку о сотрудничестве. А что дальше? Регулярно встречаешься со своими агентами: тебе их не о чем спрашивать, а им - не о чем рассказывать. Встретишься, попьешь кофе, поболтаешь о том, о сем, последние анекдоты друг другу расскажем, а потом возвращаешься к себе и пишешь отчет о "проделанной работе", который, никому не нужный, будет пылиться на полках...

Да, вот так все было, вот так...

Вот потому-то, встречаясь с агентами ГБ, читая их исповеди, просиживая дни и вечера в архивах, пытаясь понять, кто, как, зачем и почему, - ни на секунду не чувствовал я собственной вины за то, что разрушаю сложившуюся систему борьбы с преступностью.

Уж нет, не надо...

Ведь понятно же, о чем я.

"Как правило, информацию о происходящих процессах обществе КГБ дает на основании доносов сексотов. Из практики многолетней работы в органах ГБ знаю, что многие сексоты, завербованные на компрах или добровольно изъявившие желание стать стукачом-информатором, привыкают иудиным деньгам. Угождая оперработнику, дают такую информацию, которая ему нужна, подчас явную липу. Карьерист-оперработник, чтобы расти по служебной лестнице, держаться на плаву, принимает эту липу. Создается своего рода симбиоз, при котором они взаимно извлекают пользу друг от друга", - написал мне И. Я. Присяжняк, сам, как понимаю бывший сотрудник ГБ.

Мой адресант из Екатеринбурга, подписавшийся своим первым оперативным псевдонимом - "Бутурлин", был завербован в агентурный аппарат КГБ будучи молодым преподавателем вуза, как он сам пишет, на так называемой "идейно-патриотической" основе:

"Мною двигали высокие помыслы о патриотизме, высоком долге и об обеспечении государственной безопасности. Спустя некоторое время я сам стал кадровым оперативным работником. И все время - и в качестве агента, и в качестве кадрового офицера - я занимался политическим сыском по линии пятого, идеологического отдела КГБ.

Тогда агентура массированно внедрялась в среду студенческой и неформальной молодежи (хиппи, панков и т. д.) и круги творческой интеллигенции. И весь этот агентурный кулак нацеливался на выявление лиц, распространяющих самиздат. Кто же считался врагом? Произведения Солженицын Сахарова, Бродского...

Стыдно сейчас об этом вспоминать. Стыдно, но необходимо в поучение другим юношам, "обдумывающим житье". И больно вспоминать, сколько судеб испорчено молодым людям, студентам, творческим работникам, которые читали самиздат и уже тогда понимали всю гнилость эпохи застоя.

Тогда весь чекистский аппарат страны был запрограммирован на одну цель - поддержку Брежнева и его клики".

Это - взгляд изнутри Системы. И - еще один - целый сюжет для трагической мелодрамы.

В конце шестидесятых годов Олег П. служил командиром взвода в Группе советских войск в Германии. Служил нормально, ладил и с начальством, и с подчиненными, и не мог предположить, как резко и вдруг изменится его судьба.

Началось все с того, что однажды его вызвал оперуполномоченный особого отдела:

"Из этого нашего разговора я понял, что он знает обо мне все. Даже то, что я предпочитаю читать приключенческую литературу, особенно - книги про разведчиков. Он порекомендовал мне вступить в КПСС".

Через несколько дней Олегу П. сообщили, что КГБ решил направить его на учебу в специальную школу КГБ. Он с радостью согласился, уверенный в том, что сумеет внести вклад в борьбу со шпионами и, особенно, с проникновением БНД (западногерманской разведки) на территорию ГДР.

Но в ГДР его не вернули. После окончания минской спецшколы направили в Брест. Благословляя его, начальник особого отдела округа сказал: "Учитывая твои отличные знания и дисциплинированность, направляем тебя в один из самых престижных гарнизонов". Олег П. был доволен назначением, ведь Брест, город, в котором много военных объектов и много иностранцев, - идеальное место службы для человека, мечтающего переловить шпионов.

И он выехал к новому месту службы. "Начальником отдела был подполковник Румянцев, пришедший в органы безопасности еще в 1939 году. Он меня проинструктировал, сказав, что главная моя задача - вербовка новых негласных сотрудников, с помощью которых можно прикрыть важные объекты от шпионов и диверсантов. Но в первую очередь диверсантов идеологических.

Сначала начальник меня натаскивал, вербовал людей в моем присутствии, но он только завершал вербовку - ставил последнюю точку, а всю подготовку к вербовке проводил я сам.

Я удивлялся его мастерству: казалось, что кандидат в агенты уже готов сказать: "Нет", - но шеф так оборачивал весь разговор, что вместо слова "нет" кандидат брал ручку и бумагу, послушно писал подписку о согласии на сотрудничество и выбирал себе псевдоним, то есть становился сексотом".

Скоро и сам Олег П. почувствовал себя мастером вербовки. Только однажды лейтенант, который был призван в армию на два года после окончания МВТУ им. Баумана, при первом намеке на сотрудничество с особым отделом посмотрел на него с презрением. И тогда-то, по признанию Олега П., он впервые задумался о целях своей работы: вместо борьбы со шпионами он занимался совсем другой работой.

Сексоты, завербованные им, сначала давали два-три сообщения о том, кто из сослуживцев слушает западные голоса, что кто-то не комсомолец и не собирается им становиться, что кто-то после службы собирается выехать из страны, - но потом старались его избегать. Возможно, считал он, их начинала мучить совесть.

"Если я утром не приносил начальнику хотя бы одного сообщения, он выходил из себя, смотрел на меня зверем и стучал кулаком по столу: наш отдел был на хорошем счету, а я своей бездеятельностью портил радужную картину и подрывал авторитет своего шефа. А шеф очень держался за свое место. Зачем ему уходить на пенсию в 160 рублей, тогда как на службе он имел приличный оклад, персональную машину, которая ежедневно возила его если не на рыбалку, то в специальные магазины.

Утром часа за два он принимал у себя по очереди всех опер работников, давал им нахлобучку, подписывал бумаги и удалялся на "Волге" неизвестно куда. Возвращался он только к концу рабочего дня, чтобы проверить, все ли на месте". Какие же задания получал Олег П. от своего шефа? Выявить все лица из числа рабочих и служащих Советской Армии, ранее судимые за участие в бандах Бандеры, и принудить командиров частей найти повод для их увольнения; ни в коем случае не выпускать в Польшу к родственникам закройщицу военного ателье, так как она еврейка, и прочую, по мнению Олега П., такую же чушь.

"Были и задания другого рода. Например, старшина-сверхсрочник наехал на мотоцикле на старуху и сломал ей руку. Я должен был сделать так, чтобы старшина оказался невиновным (этот случай помешал бы командиру части - приятелю моего шефа - продвинуться по службе). Кроме того, я должен был обеспечивать отдых руководителей, проверяющих работу отдела, то есть организовывать им рыбалку, уху, баню..."

Чем дальше шла служба, тем больше Олега П. охватывали сомнения в правильности того, чем он занимается. Разве о такой работе он мечтал, согласившись уйти в госбезопасность? Да и какое отношение имела такая работа к безопасности государства?

А потом разразился скандал, который инициировал сам молодой Особист.

"Однажды я принес сообщение на одного офицера - о его сомнительных связях и делах. Но начальник, прочитав это сообщение, сказал мне назидательно: "Мы дали тебе возможность служить в областном центре, получить квартиру в центре города, а ты чем занимаешься? Черт те чем! Что ты мне принес? На кого? Ведь этот офицер - зам. секретаря парткома части, член парткомиссии политотдела! Мы же орган партии, как же мы можем трогать партийные кадры?"

Но Олег, несмотря на запрет, продолжал наблюдение за этим офицером и все собранные документы прятал в своем сейфе, под пистолетом. И - однажды шеф их обнаружил.

"Что я после этого перенес! Сначала в меня вцепился шеф, после этого жена неожиданно написала заявление в партбюро о том, что я прихожу домой поздно и с запахом алкоголя. Меня вызвали на ковер и для начала объявили выговор. Начинаю выяснять, почему вдруг испортились мои отношения с женой? Оказывается, что она действовала по поручению секретаря нашего партбюро.

Потом жена написала второе заявление о том, что я не только запил, но еще и имею любовницу, которую содержу... Началось партийное расследование, которое закончилось гауптвахтой. А потом я действительно запил".

Увольняя Олега П. из КГБ, шеф сказал ему на прощание:

"А теперь попробуй найти себе работу. Наплачешься"...

Только через полтора года его приняли чернорабочим на шахту.

Вот такая грустная история. Прямо капитан Копейкин какой-то.

Я знаю его фамилию и его сегодняшний адрес. Но Олег просил оставить все это в тайне: он до сих пор убежден, что "у КГБ длинные руки". Как бы не переименовывали эту организацию.

Но что особенно интересовало меня - как сами агенты относились к тем, кто неожиданно ворвался в их судьбу и сломал ее.

"Моего шефа звали Михаил Александрович, - вспоминает В. В. Ширмахер. - Иногда он приходил с похмелья и от него несло перегаром. Я так и не узнал, в каком чине был этот уже немолодой человек. Сначала он просил, а потом уже требовал более полных отчетов, а когда материала не хватало, то делал его весомым сам, подсказывая мне, что и как надо исправить, В одну из встреч на конспиративной квартире он попросил меня написать о моих близких родственниках: фамилия, место работы, адрес. Тут я стал протестовать. "Так надо!" - сказал он и добавил, что им ничего не угрожает. Я чувствовал, что запутался, что делаю подлое дело, но выпутаться уже никак не мог... Встречи назначались то в парке, то у автобусных остановок... Мне казалось, что шеф знает обо мне больше чем надо. Значит, кто-то следил и за мной. Это было ужасно..."

Мнение агента "Арканова":

"Встречи с кураторами были нерегулярными. Когда не было конкретных дел, шли обычные разговоры, ознакомление с ориентировками по розыску и т. д., никогда не было вопросов о моих друзьях. Иногда спрашивали о сослуживцах, но я всегда давал на них только положительные характеристики, что в основном соответствовало действительности. Только раз я сорвался, о чем потом очень долго жалел: в ответ на очень скверный выпад в мою сторону я сообщил о том, что этот человек рассказал антисоветский анекдот. Но, к счастью, мой донос не имел никаких последствий".

"Алик" из Хабаровска по роду свой работы часто выезжал в краткосрочные командировки за границу по внешнеторговой линии и, по его словам, стал лакомым кусочком для вербовки КГБ. Вот как он оценивает своих кураторов:

"Они любят и похвалить, и польстить. Я их насквозь вижу, но все равно мне это не нравится. Кто они? Писать не буду, так как подло со стороны сексотов разоблачать своих вербовщиков: чем виноваты два славных парня, капитан и майор, с которыми я имею дело? Они честно отрабатывают свою зарплату, не они придумали систему сыска, а я по мере сил приношу им ощутимую пользу.

Деньги я беру с удовольствием: в наше время это прибавка к зарплате.

Кстати, совет другим агентам: ни в коем случае не работайте бесплатно; эти ребята любят устраиваться на халяву. А если хотите с ними порвать, то заплатите им крупную сумму - я уверяю вас, что у них плохо с финансами.

Время от времени подкалываю их: мол, мало платят, я перейду к другим службам. На что они сильно обижаются: у них смешная и потрясающая конкуренция между различными службами одного ведомства".

Агент "Валентин" прислал мне целый манифест:

"Знайте, оперативники, что 95 процентов завербованных вами агентов - я уверен - ненавидят вас и мстят, как могут... "Гонят дезу", и все. Вы обучаете: снимая информацию, обращайте внимание, выразителем каких идей является объект, кого он представляет. Так я вам скажу, что могу придумать сколько захочу "спонсоров" объекта, включая президента США! И вы все это проглотите, потому что сами боитесь, что ваши же шефы вас отчитают за плохую работу с агентурой. Ведь главное, чтобы были бумажки с донесениями, все равно с какими...

На тонкую работу они и вовсе не способны. Трусы, подлецы, сплетники, нытики - за эти годы сколько разных типов через меня прошло! Один плачет, что за границу его не посылают, а начальник его сектора почти через год ездит на сессии ООН. Другой помешан на выискивании смутьянов и пытается постичь тайны диссидентской психологии. Третий - выходец из комсомольских аппаратчиков, даже в контрразведке пытается играть роль рубахи-парня, заводилы-песенника. Четвертый, "лом", советует: "Ты его ("разрабатываемого") только заведи куда-нибудь, а мы его квартиру обыщем. Четвертый - "элита" - весь в импорте, холеный, лоснящийся, ездит на Запад и рассуждает о причинах наших кризисов. Театр абсурда - да и только".

У "Валентина", по его словам, способов четыреста, как "гнать дезу" своим шефам: "Почему многие сексоты гонят дезу? Да потому, что только младенец не видит, что вся работа их шефов - сплошной блеф, тоже своего рода деза, имитация работы. Штаты у них огромные, а что прикажешь делать сотням, тысячам откормленных, натренированных, оболваненных молодцов?! Они, поверьте мне, только и делают, что переписывают всю ту чепуху, что мы им даем, переправляют все из кабинета в кабинет - с нулевым эффектом.

А как они "работают" международные конгрессы! Знайте, иностранцы, что на всех конгрессах, в гостиницах рядом с вашими учеными живут наши оперативники, которые охотятся за потенциальными источниками информации и вербовки, смотрят за тем (по крайней мере, так было еще в конце восьмидесятых), чтобы не общались с иностранцами. А там, где происходят заседания, всегда есть закрытая комната, куда, озираясь, заходят наследники Железного Феликса, куда они водят сексотов, снимая с них, пока те не позабыли, впечатления о предметах их разработки, их портреты и приметы. И самое смешное, что дают установки и на наших участников. И на таких вот бредовых затеях строится вся их работа - хаотическая и бессмысленная".

Особый мой интерес - те задания, которые получали агенты.

Агент "Арманов" специализировался исключительно на иностранной части:

"Я дружил с иностранными специалистами и эмигрантами. Одного из спецов пытался склонить к передаче технических секретов, но безуспешно. Под надуманным предлогом и с неизвестной мне целью я посетил одно из иностранных посольств. Была идея подбросить меня в качестве агента-двойника для одной из иностранных разведок, но из этого тоже ничего не получилось. Количество подобных операций было невелико - чуть больше числа пальцев на одной руке".

Андрей Филимонов, учитель из Татарии, в 1988 году ходил в клуб ям. Бухарина - о, какие это были первые открытия перестройки! Сотрудник КГБ, который пытался его завербовать, сказал, что "поскольку КГБ заинтересован в успехе перестройки, а "бухаринцы" бывают за границей и встречаются с иностранными предпринимателями, то не смог бы он рассказывать об этих встречах, тем самым способствуя развитию... кооперации в СССР".

В. В. Ширмахера, завербованного в 1956 году, сначала попросили показать все письма, которые он получал из-за границы. Потом указывали на нескольких коллег, просили узнать, с кем они общаются, и спросить об их отношении к власти, к колхозам и т. д.

"Только я никак не миг разглядеть в этих людях врагов, - вспоминает он. - "Ух, как они маскируются", - говорил мне мой шеф из КГБ и ухватывался за какую-то неведомую ниточку, советовал мне тщательно наблюдать за человеком".

Однажды его направили в турпоездку в Германию. Ему дали задание - следить за группой студентов и докладывать одному товарищу по имени Миша - он официально ехал как рабочий какого-то завода. "Он всегда собирал вокруг себя туристов и рассказывал всякие веселые вещи (как потом оказалось, это был кадровый офицер КГБ). По возвращении из поездки мне надо было написать отчет. Написал - и получил большую взбучку, так как не написал про всех: кто куда ходил и с кем разговаривал. За мной, понял я, кто-то тоже тщательно следил".

Одессита Михаила выводили на определенных людей, к которым, не отталкивая их от себя, нужно было войти в доверие, а потом при встрече описать кураторам содержание разговоров. "Но эту организацию захлестнула волна бюрократизма, - считает Михаил. - Когда я понял, что ошибся, то стал успокаивать себя тем, что лучше я, чем другой, может быть, менее порядочный человек".

Уже упоминавшийся агент "Алик" из Хабаровска рассказывает о своем методе доносов:

"Информацию я поставляю довольно полезную, делаю это, начитавшись шпионских романов, почти профессионально, но иногда люблю пошалить: выдумываю несуществующие персонажи грозного шпионского вида, рассказываю о якобы имевших место попытках меня споить или подложить проститутку. Они такие истории обожают и читают их взахлеб: почему же не доставить людям такое удовольствие?"

С него взяли письменное обязательство не разглашать подробности его сотрудничества. Он смог только написать мне, что "КГБ путем внедрения агентов в различные неформальные организации следит за их работой и в меру сил ведет дело к их подрыву". На Украине это, прежде всего, было движение "Рух".

А вот какие задания пытались - правда, по его словам, безуспешно, - взвалить на Сергея Петровского из Санкт-Петербурга, когда он служил в армии:

"Встреча с оперуполномоченным особого отдела капитаном Н. произошла у меня 24 декабря 1974 года в Москве. В армии я вел дневник и не мог не зафиксировать в нем это событие. Фамилию этого капитана я не помню: в полку он был известен по прозвищу "Молчи-молчи".

Его кабинет находился на нашем этаже, в конце коридора. Я постучал и вошел. Офицер предложил мне сесть и "расслабиться". Затем он уточнил некоторые детали моей биографии.

Я в это время был активным комсомольцем, с 6-го класса проводил политинформации и был на сто процентов оболванен коммунистической пропагандой.

Особист вдруг спросил: "Знаете ли вы, чем занимаются сотрудники особых отделов?" Я шутливо ответил: "Ловят шпионов". Капитан начал терпеливо объяснять мне, что главная задача особых отделов - выявлять и обезвреживать своих, "внутренних врагов Советской власти".

Нашего Особиста интересовали:

1. Те, кто высказывал критику в адрес КПСС и правительства СССР.

2. Те, кто слушал западные "голоса".

3. Те, кто имеет контакты с иностранцами.

4. Те, кто читает книги и брошюры, изданные за рубежом или нелегально в СССР (например, 
"Архипелаг ГУЛАГ")..."

Но были и задания другого рода. Вот - еще один аспект работы на КГБ, о котором сообщил мне доктор геолого-минералогических наук В. Ю. Забродин, который считает себя не сексотом, а добровольным помощником КГБ.

В 1981-83 годах он руководил геолого-минералогическим музеем в Хабаровске, который очень часто посещали иностранцы. Куратор из КГБ просил его после этих посещений писать отчеты, чем интересовались иностранные посетители, какие вопросы задавали. Он в этих просьбах не видел ничего особенного, так как этим занимались и его предшественники. Да и все, наверное.

Но в 1993 году куратор обратился к нему с просьбой об оказании более серьезной помощи: речь зашла об экономике.

Наступала эра Андропова и борьбы с коррупцией.

"Из разговоров с друзьями, - пишет В. Ю. Забродин, - мне стало известно, что сотрудники КГБ сыграли решающую роль в борьбе с мафией в Краснодаре и других местах".

Его куратор рассказал ему, что в КГБ создан специальный отдел по борьбе с экономическими преступлениями: милиция оказалась сильно коррумпированной.

"Я спросил у него, а чем бы я сам мог помочь в этой борьбе? Он ответил: "Мы хотели бы получить от вас независимое экспертное заключение - в форме изложения вашего личного мнения - по тем или иным интересующим нас вопросам". Как водится, он обратился к моему гражданскому долгу, к сознательности и т. п. Я не видел особых причин отказываться от такой формы сотрудничества и дал соответствующую подписку, выбрав себе, как у них принято, конспиративную фамилию".

Согласился, дал подписку, выбрал себе псевдоним, подальше?

"Меня начали грызть сомнения: не будут ли от меня добиваться сведений о людях, представляющих интерес для КГБ? Недоверие к этой организации (по крайней мере, к той ее части, которая выполняет функции политической полиции) у большинства из нас в крови, а у меня к тому же был репрессирован дед. Поэтому я не исключал, что в случае отказа поставлять КГБ интересующие их сведения, они специально будут распространять обо мне сведения, что я - стукач, а это, естественно, повлекло бы разрыв отношений со многими из моих Друзей, особенно из тех, кто был близок к диссидентским кругам".

Что же он сделал, услышав подобное предложение? То, что только и можно сделать в подобной ситуации - он поставил в известность об этом предложении всех своих друзей не только у себя в городе, но и в разных городах страны:

"Конечно, я нарушил условия, оговоренные в подписке о сотрудничестве, но другого выхода я не видел. Мои друзья приняли все это к сведению".

Ну, а что дальше?

Два или три раза от В. Ю. Забродина КГБ пытался получить сведения о людях, ему близких, но он категорически отказывался говорить на эти темы. И эти личные темы его куратор перестали затрагивать.

"Что же от меня реально получил КГБ? Во-первых, попросили написать, какие виды материального сырья Дальнего Востока могли бы представлять интерес для соседних государств - Китая, Японии, Кореи. Когда я сказал, что являюсь специалистом по экономике минерального сырья, мне заявили, что это не имеет значения, так как такого рода оценки даются несколькими не связанными друг с другом экспертами, а лишь только потом они сводятся вместе и докладываются руководству:

Вряд ли в этом вопросе я оказал существенную помощь государству и КГБ в его контрразведывательной работе.

Второй круг вопросов был связан с получаемыми мною материалами из-за границы. Я - действительный член Международной ассоциации планетологии, и поэтому много лет получаю из Института лунных и планетных исследований (США) 3-4 раза в год специализированный журнал и разного рода информацию. Меня попросили написать заключение - стоит или нет их переводить и издавать на русском языке. По правде сказать, ни одной работы, изданной по-русски, я так и не увидел, несмотря на то, что мои отзывы о них были положительными.

Наконец, третий круг вопросов лично для меня представлял большой интерес. Он включал мои соображения о состоянии науки в стране и, в частности, на Дальнем Востоке. На составление записок по этим вопросам я потратил много времени, так как надеялся, что если мои соображения поступят к руководству страны по линии КГБ, то к ним прислушаются. Но все оказалось глухо: мои записки никакого воздействия не оказали.

У меня крепло убеждение, что мое сотрудничество нужно было КГБ только для галочки, и мои записки, в лучшем случае, хранятся в каких-нибудь покрытых пылью папках, поскольку ни в организации научной работы, ни в организации геологической службы улучшений так и не произошло".

И хочу процитировать последние строчки письма Владимира Юрьевича Забродина:

"Мне 54 года. Я убежденный беспартийный в отношении всех существующих в стране партий. Сотрудничество с КГБ не принесло мне никаких выгод. Денег или подарков мне не предлагали. Правда, трижды куратор уговаривал меня принять участие в международных симпозиумах у нас и за рубежом, но я, по понятным причинам, отказывался. Безусловно, это в какой-то мере отрицательно сказалось на моей научной работе, но я рассматриваю этот отрицательный результат как плату за мое сотрудничество с КГБ и виню в этом только себя".

Я понимаю чувства Владимира Юрьевича.

Нет, он не делал ничего плохого, и совесть его чиста. Но почему, почему же даже сейчас, когда уже прошло время и он может открыто рассказать о своем безобидном, в принципе, сотрудничестве с КГБ, такой горький осадок остался в его душе?

И опять я о том же, о том же...

Нет, все-таки не об истории стукачества в России пишу я.

Да, когда копался в архивах, когда читал письма от них, когда наконец-то встречался со стукачами с глазу на глаз, думал: да, книга будет об этом, и только об этом.

Но чем дальше писалось, тем больше и больше осознавал: да нет, брат, не в подписках дело и даже не в КГБ. Зона - понятие более широкое, чем та или иная профессиональная деятельность. Зона проходит где-то посерединке человеческой души, и даже не от времени зависит - переступит человек эту тоненькую границу, гордо откажется переступать или испуганно замрет на границе.

Приведу два документа из двух разных времен: того, страшного, когда и поступать-то иначе было для многих непривычно, и нашего, сегодняшнего, когда ты сам - и только сам - решаешь для себя: можно? нельзя?

Первый документ я нашел в США, в Гуверском архиве.

25 февраля 1937 года некий Левенцов пишет заявление в Сталинский райком партии:

"... Вечером указанного числа 17 февраля Карпов, зайдя в Гостиницу в номер, где я находился исключительно один, завел со мной такой разговор: "У меня, и не только у меня и еще у одного товарища Бояринова есть интересная книга самого Сталина под названием "Об оппозиции", там интересно написано - даже написаны все завещания тов. Ленина в отношении тов. Сталина. Ленин там: "Сталин груб", что о генсекретаре ЦКП пленума нужно обсудить и в этой книге сам об этом тов. Сталин говорит. Ты читал эту книгу обращаясь ко мне Левенцову, я ему Карпову на это ответил что этого я не читал и что такого порядка суждения есть нечто иное как троцкисткая клевета давно исходящая из уст фашиста Троцкого, Зиновьева, Каменева и других сволочей докатившихся до контрреволюции и они эти подлые шпионы получили нам известно по заслугам. Дополнительно он Карпов сказал "В книге написано, что Ленин профессиональный эксплуататор Я после этого ему ответил, что теперь я убежден что ты троцкист и если ты Карпов сейчас это так понимаешь и неуместные нам сейчас приводишь цитаты то это пахнет у тебя нездоровые рассуждения, рассуждения неприсущие большевику. Карпов ответил на это я не защищаю троцкистов, тебе говорю о книге Сталина а в ней это записано, зайди прочитай.

Карпова я знаю давно по работе в Севске на квартире когда у него не был, но по указанному делу я 24 сего возвратился из командировки 21 февраля - зашел к Карпову с тем чтобы книгу у его эту взять, однако он мне ее только показал, но не дал, такая же книга он еще раз мне подтвердил что есть у Бояринова. Книга "Сталин об оппозиции статьи речи 1921-1927 года. Государственное издательство.

О вышеизложенном считаю необходимым сообщить райкому ВКП (б).

Кроме изложенного считаю своим долгом со всей большевистской искренностью заявить райкому ВКП (б) о свое небольшевистском поступке в следующем деле. Вечером февраля после работы МТМ часов 12 ночи в буфете станции Спасдеминск в присутствии члена партии товарища Литвинова, я взял для себя ужин так как все столовые в городе были закрыты и взял одну четвертую вина (портвей) выпил я полстакана и угостил вошедшего ко мне Карпова. К сему..."

Подпись, дата...

Да, неважно было у Левенцова с грамматишкой (ничего не менял я в этом тексте и принципиально не расставлял знаки препинания - что я, учитель, что ли?), да и выпить был, видно, не дурак.

Но уж такое было время - к поголовной грамотности еще только переходили.

Но что-то родное, знакомое донеслось до меня совсем недавно, в 1997 году, то есть спустя аж шестьдесят лет, из уст человека, в грамотности и культуре которого вряд ли можно усомниться.

На вокзалах в Пятигорске и Минводах прогремели взрывы. Официальная Чечня официально заявила, что никто из чеченцев к этим взрывам не имеет никакого отношения. "И Радуев?" - спросил я у Руслана Кутаева, бывшего вице-премьера Чечни. - "И Радуев", - ответил он.

Тогда я попросил Руслана, чтобы Радуев связался со мной и сам подтвердил это.

Была суббота. Я сидел на даче и ждал радуевского звонка. Кто-то мне все время перезванивал: "Радуева ищут...", "К нему везут спутниковый телефон", "Скоро его найдут..."

Шло время, он не звонил.

Я сказал своим товарищам в "Новой газете", чтобы все равно держали место (а именно в субботу у нас подписывается номер в печать), - вдруг все-таки позвонит.

Радуев позвонил мне около четырех дня.

Это был трудный и тяжкий разговор, который продолжался минут сорок.

Радуев взял на себя ответственность за эти взрывы, но самое главное - он заявил: планируются взрывы на вокзалах Воронежа и Санкт-Петербурга.

И весь наш разговор был только об одном, вернее, только об одном я просил этого террориста: не взрывай, не взрывай...

В понедельник вышла газета, в которой я привел фрагменты нашего разговора, которые считал наиболее важными.

Да, газета вышла в понедельник. А уже на следующий день председатель Комитета Госдумы РФ, уважаемый кинорежиссер Станислав Говорухин провел пресс-конференцию, на которой зачитал стенограмму моего частного разговора с Радуевым, который я вел со своего частного домашнего телефона, то есть озвучил незаконную "прослушку" (выражаясь профессиональным языком), сделанную одной из спецслужб. Получилось, одному депутату Госдумы дали прослушать разговор другого депутата Госдумы, и тот, не испытывая ни тени сомнения, огласил его на пресс-конференции, проведенной им в здании Госдумы.

Спустя несколько дней, взяв официальную стенограмму выступления С. Говорухина, я тут же вспомнил заявление Левенцова, найденное мною в Гуверском архиве.

Что уж там время? Никакое для нас не время - те шестьдесят лет, отделяющие нас от 37-го года. Чтобы поставить С. Говорухина в равные условия с неведомым мне Левенцовым, я тоже решил не заниматься, как школьный учитель, исправлением ошибок и расставлением запятых.

"Я отдельные выдержки. "Я предупреждал, еще неделю подождите, еще два вокзала взлетят на воздух" - "Салман, вы сейчас меня убили. У меня сейчас совсем другое мнение о тебе" - "Мнение не надо делать. Перед миром сделаешь мнение. Мы мир поставим на колени" - ну, и так далее.

Похож он на сумасшедшего, Радуев?

"- Вот скоро Воронеж будет. Вот тогда опомнится Россия. Весь город сотрем с лица земли".

Так, дальше.

"- Я ни с кем не встречался и не беседовал. Последний месяц я был на лечении за рубежом после покушения 8 апреля. Я ни от чего не отказываюсь. Это они просто от себя выдают. Я сейчас говорю и готов перед всем миром и перед Аллахом взять на себя ответственность за тех, кто погиб. Я очень рад, что выполняются мои приказы. С одной стороны, я сожалею, что много жертв. Я выразил свое соболезнование тем, кто погиб. И выражаю свое соболезнование тем, кто погибнет еще. Так что это война. Война без жертв не бывает... Почему мы должны уступать? Россия должна уступать нам. Ельцин должен встать на колени. Попросить у чеченской нации помилования за покушение на Дудаева. Я солдат Дудаева и всю оставшуюся жизнь буду мстить за него.

- А если я, как депутат Государственной Думы, попрошу прощения вместо Президента?..

- Не надо! Давайте вы, как депутат Государственной Думы, вы хорошо там выступаете, давайте нам Ельцина, Черномырдина, премьер-министра. Они преступники. Куликова, этого подонка, который на чеченской крови дорос до министра и стал генералом. Поверьте, мы еще этим "куликовым" покажем.

- Я с этим полностью согласен. Но ты говоришь, что скоро будет взрыв в Воронеже. Там же дети, женщины.

- Пусть уходят немедленно. Я предупреждаю. Эвакуируют всех женщин и детей. В случае чего может быть применено химическое оружие. Все идет по воле Аллаха. Мы только маленькие люди, которые выполняют его волю. Аллах нам велит: надо добить эту русскую империю.

- Прости брат... (тут перерыв какой-то в записи). Ты сейчас сделал рискованное заявление..."

Вот судя из этого разговора я вижу, как журналист Щекочихин, там случай, ну искренний вопрос, немножко ошарашен признанием Радуева. Он растерян, видно, что он раньше как-то думал по-другому. Но вот 5-го числа появляется статья Щекочихина в этой же газете (в "Новой газете". - Ю. Щ.}, где он говорит, что это спецслужбы готовят все эти теракты (да не говорил я этого в статье - мнение Руслана Идигова приводил в газете. - Ю. Щ.). Но если бы это произошло после разговора с Радуевым, то есть до разговора с Радуевым, я понимаю, у него было такое мнение, но тут я вижу, как он искренне поражен, как он болеет за Россию, за тех, которые в скором времени погибнут, и самое главное, что эта статья напечатана после того, как он поговорил с Радуевым. Мы бы в этой же газете, как я вам уже сказал, печатается отрывок из разговора с Радуевым, правда, фальсификация этого разговора. Но вы можете взять газету и прочитать. Ничего похожего в том, что там читал, здесь нет.

Что же это такое? Но я прекрасно понимаю. Я готов простить ему то, что он обращается к террористу: брат. В конце концов, Щекочихин занимается тем, что вывозит пленных наших солдат и это уже дело его совести, его тактики, обращаться к террористу, к бандиту, к убийце, - это его дело. Но в принципе, я не понимаю, значит, если он после этого разговора пишет о том, что все равно это готовили спецслужбы российские ("Ну вот, опять" - хотел я, читая эту стенограмму, снова возмутиться, но потом сам себя поймал на том, что будто я перед тройкой оправдываюсь! Вот ведь гены, вот ведь ЗОНА! - Ю. Щ.), - значит, он связывает им руки и не дает возможности готовиться им для того, чтобы предотвратить следующие теракты..."

Могу только предположить, что стало тогда, в 37-м, с этим беднягой Карповым, который сказал некоему Левенцову о завещании Ленина. Спустя 60 лет я-то уже не чувствую никакого страха, да и какие могли быть последствия? Об этой пресс-конференции Говорухина сообщил только "МК", да и то, удивившись: откуда у председателя Комитета по культуре оказался документ, к культуре имеющий весьма специфическое отношение?

Но чем дольше я думал, тем больше и больше понимал - дело-то совсем не в тех или иных аналогиях.

Нет, в чем-то куда более существенном.

Начиная это исследование, я думал, что писать мне придется больше об истории и странных ее гримасах, о людях, ставших жертвами исторического процесса, о том параллельном ГУЛАГе, в котором томились миллионы и миллионы душ. Потом понял: нет, нет - этого мало. В душе проходит Зона, в самом человеке, в вечном противоборстве между добром и злом, между верностью и предательством. Но потом - еще дальше, дальше... Да, машина КГБ, занимавшаяся черт знает чем на протяжении многих десятилетий и превращавшая людей в рабов Системы, сломлена (по крайней мере, хоть сейчас контролируют не мысли, а пытаются заниматься делом, которым и должна заниматься любая спецслужба в любой стране).

Но все больше и больше убеждаюсь: да нет, все осталось! Все так же! Все, как и тогда! Только вместо одной громадины десятки: от семи спецслужб до бесчисленных служб безопасности банков и фирм.

Зона продолжает затягивать в себя все новых и новых людей, все продолжая и продолжая ту историческую эпоху, от которой нам пока еще никуда не деться.

В середине 1998 года при обыске в одной крупной санкт-петербургской фирме, которой мне и моим товарищам по газете пришлось заниматься последнее время, было найдено подробное досье на меня самого: мои привычки, привязанности, друзья, женщины, болевые точки. И там же - методы воздействия, приемы компрометации и - даже прейскурант: оплата журналистов, которые напишут статьи против меня.

О, Господи, подумал я тогда! Значит, кого-то подвели поближе, с кем-то сидел за одним столом, а кто-то, может, и приезжал ко мне в гости.

Я тут же поймал себя на том, что мне хочется узнать, кто? Ну, кто? Как когда-то в юности, как когда-то совсем в другой эпохе и в другом времени...

Потом подумал-подумал и решил: да не хочу я знать об этом! Не хочу и не буду.

Все равно ведь кто-то отказался. Наверняка, отказался.

Из отчета за 1994 год:

"От агента "Алексеева" получен сигнал о том, что поэт А. Еременко передал рукопись в издательство "Советский писатель" для возможного опубликования".

"В связи с избранием в партийные органы исключен из агентурной сети агент "Мишин". Личное и рабочее дело уничтожены".

Из отчета за 1985 год:

"От агента "Кларина" получена информация об идейно незрелых моментах в творчестве эстрадных драматургов М. Жванецкого и А. Городницкого. Материалы направлены в 5-ю службу 

УКГБ по Москве и Московской области".

"От агента "Саши" получена информация о пребывании по линии Союза писателей СССР в США совместно с объектом заинтересованности УКГБ по Иркутской области писателем В. Распутиным",

"От агента "Кларина" получена рецензия на расшифрованную запись неофициального концерта политически незрелого содержания М. Задорнова. Материалы используются в подготовке профилактики М. Задорнова".

"Закончены подготовительные материалы по советской делегации на 13-й Международный конгресс политических наук (Париж, 1986, 16-20 июля). Приняты на связь и проинструктированы в контрразведывательном плане 11 агентов и 7 доверенных лиц. Те, в отношении которых имелись к/м, от поездки за границу заблаговременно отведены".

"В ходе подготовки к работе творческой мастерской литераторов XII Всемирного фестиваля молодежи и студентов... в состав мастерской введены агенты: "Беликов", "Зорге", "Сомов", "Соловьев", "Крейуер" и 4 источника, принятые на связь местных органов".

"От агента "Наумова" КГБ СССР по Кемеровской области получена информация с характеризующими данными в отношении гл. дирижера Большого театра Ю. Симонова, являющегося объектом нашей оперативной заинтересованности".

"В отношении профилактированного Московской писательской организацией по нашим материалам в связи с про возом идейно вредной литературы члена СП СССР Б. Окуджавы проведены мероприятия по его изучению в период пребывания в загранкомандировке в Италии. Изучение проводилось через возможность резидентуры и через агента "Александрова", выезжавшего вместе с Б. Окуджавой в качестве сопровождающего. По нашей просьбе УКГБ БССР по Брестской области организован тщательный таможенный досмотр Б. О. Результаты указанных мероприятий учтены в дальнейшей проверке".

Из отчета за 1986 год:

"В Канаду в составе сборной команды СССР по хоккею с шайбой направлены агенты "Климов" и "Ремизов" с заданием по контрразведывательному обеспечению указанного коллектива. Получены данные о враждебных устремлениях противника по отношению к отдельным советским хоккеистам, по попыткам склонить их к невозвращению на родину".

"От агентов "Московского", "Федорова", "Алфимова" получена дополнительная информация о нездоровой в идеологическом плане обстановке в секторе проблем идеологической борьбы и критики немарксистских теорий ИМРД АН СССР.

"В связи с предстоящим V съездом кинематографистов СССР от агентов "Москва", "Нора", "Николаев", "Полянский", "Степанов", "Езерский" получены сообщения о положении в среде кинематографистов и некоторых негативных проявлениях во время отчетно-выборных собраний в московских секциях. Сообщения доложены руководству управления".

"От агента "Соловьева" получен сигнал об утечке служебной информации из Совета по делам религии при СМ СССР".

Из отчета за 1987 год:

"От доверенного лица "ГАИ" получена информация о контактах гл. балетмейстера ГАБТ СССР Ю. Григоровича с отщепенцами Барышниковым и Макаровой с целью пригласить их для участия в Международном форуме деятелей культуры".

"От агента "Светлова" получено сообщение о попытках режиссера и актера Театра сатиры А. Миронова спроецировать события в спектакле "Тени" по пьесе Салтыкова-Щедрина на события сегодняшней действительности. Информация доложена руководству".

"От агента "Светлова" получена информация о негативном поведении и высказываниях драматурга и секретаря СТД СССР М. Шатрова. Информация доложена руководству КГБ".

Из отчета за 1988 год:

"Через агента "Александрова" проводятся мероприятия по склонению члена СП СССР Ю. Мориц, находящейся в составе делегации советских писателей в США, к выступлению в советской печати с критическими отзывами о жизни и деятельности отщепенцев на Западе".

"В качестве агента органов КГБ СССР завербована актриса театра "Современник 2" - "Евгения Рюмина", а также искусствовед, сотрудник Художественного фонда СССР "Пономарева".

"Агент введен в Московский комитет по Карабаху".

"От доверенного лица "САГ" получена и доложена руководству управления информация о настроениях, планах и намерениях академика Д. С. Лихачева".

"Через агента "Рязанского" подготовлено письмо от имени верующих с осуждением поведения объекта. Письмо распространено в окружении Якунина Г.".

"На основе анализа оперативной обстановки в среде научной интеллигенции руководству Управления доложены справкой предложения об имеющихся возможностях по компрометации отдельных лиц из числа т. н. "лидеров перестройки в общественных науках". На этой основе агентом "Историком" подготовлен критический материал на публикацию Ю. Н. Афанасьева в "Литературной газете" от 17. 06. 88 г."

Из отчета за 1989 год:

"От агента "Андрея" получена магнитофонная запись выступлений лидеров т. н. "Московской трибуны", имеющих антиобщественную направленность. Запись передана в 9-й отдел Управления для учета в работе по возможности оперативного использования".

"Через агента "Родина" в ж-ле "Наш современник" № 5 опубликован материал о писателе-эмигранте Л. Копелеве (объект "Каналья"), разоблачающий его связи с антисоветскими центрами Запада".

А из отчета за 90-й? 91-й? 92-й? 93-й? 94-й? 95-й? 96-й? 97-й? 98-й?

И что, когда-нибудь обнародуются отчеты за 99-й?

И что? За двухтысячный?.. 

"Сейчас, на последней ступени жизни, вспоминаю весну 35-го и насмешливого профессора, который у себя на квартире, в своем застолье, среди своих, сказал: "Хайль, Гитлер!". поднял бокал и рассмеялся.

Я донесла. и кто-то еще.

Вспоминаю это, как в тяжелом сне.

Права? Не права?

Несу покаяние". 

Женщина, приславшая мне это короткое письмо, поставила свою подпись: "Чернышева, 
пенсионер, Днепропетровск". Не смею менять ее имя. 

Заканчиваю эту рукопись в начале 1999 года, последнего года двадцатого века.

Вот мы и прощаемся.

Да, хотел бы я чувствовать себя сыном девятнадцатого века.

Но чувствую себя сыном двадцатого.

Когда-то давно, в юности, XXI век представлялся мне чем-то удивительно далеким и каким-то фантастическим временем. Как там будет? Что? Доживу ли?

Но поезда идут с курьерской скоростью.

И вот уже - порог.

Да, уходя, на пороге оглядываются.

Вот и я оглянулся. 

в начало 
 

Москва, май 2000 года 
 
[Начальная страница] [Карта сервера/Поиск] [Новости] Публикации]

info@yabloko.ru