|
Содержание
Глава первая,
в которой благосклонный читатель знакомится с торжеством социализма
и героем нашего романа Алексеем Кремневым
Было уже далеко за полночь, когда обладатель трудовой книжки
№ 37413, некогда называющийся в буржуазном мире Алексеем Васильевичем
Кремневым, покинул душную, переполненную свыше меры большую аудиторию
Политехнического музея.
Туманная дымка осенней ночи застилала заснувшие улицы. Редкие
электрические фонари казались затерянными в уходящих далях перекрещивающихся
переулков. Ветер трепал желтые листья на деревьях бульвара и сказочной
громадой белели во мраке Китай-городские стены.
Кремнев повернул на Никольскую. В туманной дымке она, казалось,
приняла свои былые очертания. Тщетно кутаясь в свой плащ от пронизывающей
ночной сырости, Кремнев с грустью посмотрел на Владимирскую церковь,
часовню Пантелеймона. Ему вспомнилось, как с замиранием сердца,
он, будучи первокурсником-юристом, много лет тому назад, купил
вот здесь, направо, у букиниста Николаева "Азбуку социальных
наук" Флеровского, как три года спустя положил начало своему
иконному собиранию, найдя у Елисея Силина Новгородского Спаса,
и те многие и долгие часы, когда с горящими глазами прозелита
рылся он в рукописных и книжных сокровищах Шибановского антикваритета
- там, где теперь при тусклом свете фонаря можно было прочесть
краткую надпись "Главбум".
Гоня преступные воспоминания, Алексей повернул к Иверским, прошел
мимо первого дома Советов и потонул в сумраке московских переулков.
А в голове болезненно горели слова, фразы, обрывки фраз, только
что слышанных на митинге Политехнического музея:
"Разрушая семейный очаг, мы тем наносим последний удар буржуазному
строю!"
"Наш декрет, запрещающий домашнее питание, выбрасывает из
нашего бытия радостный яд буржуазной семьи и до скончания веков
укрепляет социалистическое начало".
"Семейный уют порождает собственнические желания, радость
хозяйчика скрывает в себе семена капитализма".
Утомленная голова ныла и уже привычно мыслила не думая, сознавала,
не делая выводов, а ноги машинально передвигались к полуразрушенному
семейному очагу, обреченному в недельный срок к полному уничтожению,
согласно только что опубликованному и поясненному декрету 27 октября
1921 года.
Глава
2
|
