Лазарь Лукич, последний живой «спецпоселенец» п.Песчаного Сургутского района, рассказывает, что прибыл с первой партией ссыльных в 1930 году.
Названная дата вызвала у меня удивление. Насколько мне известно, в этом году собираются отмечать только лишь 80-летие основания поселения.
...1930-й. Историки называют этот год первым годом второй гражданской войны. По официальным сводкам ОГПУ, которым мы можем верить, а можем думать о занижении цифр, в крестьянских восстаниях 2,4 млн. участников.
Для сравнения: за все четыре года гражданской войны на стороне сил национального сопротивления в совокупности было не более 850 тысяч человек. Страница в Википедии приводит сухую помесячную статистику выступлений против власти в 1930-м. В начале года их сотни, к концу счет идет на убыль, но все равно их десятки каждый месяц и все новых...
— Куда прибыли первые?
— Вот сюда... — мой собеседник широким жестом показывает себе за спину.
Мы стоим напротив друг друга, опираясь на разделяющие нас высохшие жерди изгороди. За противоположной стороной его крохотного огородика разливается под утренним солнцем простор соединения двух рек. Хочется подойти поближе на берег, взгляд ищет пути к спуску.
— Помните день прибытия? — задаю вопрос, удерживая в памяти его год рождения — 1927-й.
— Нет...
Это правда. Я сам ничего не помню из своего трехлетнего возраста. Мы продолжаем разговор о быте того времени, о прибывших людях.
Выясняется, что среди ссыльных не было представителей городского населения. Не было духовенства. Не было участников Белого движения. Только крестьяне, собранные с широкой географией.
Я пытаюсь нащупать вопрос, который важен для меня, живущего здесь и сейчас.
— Какова судьба вашего отца? — из предыдущей части разговора я уже знаю, что отец Лука Алексеевич 1890 г.р. крестьянствовал в Талицком районе, по современным меркам — не так далеко.
— Забрали в трудармию в Архангельск на лесозаготовки, там умер в 1943-м от дизентерии...
— Откуда известно о его кончине?
— Вернувшиеся рассказали.
За разговором я ловлю себя на мысли, что пытаюсь направить его на какие-то светлые впечатления. Хороший председатель? Кто был — из ваших?
— Нет...
— А чем хорош?
— Говорил, что всего три задачи: план по району, план по области, план по стране — выполняем, всем будет хорошо. — Вспоминает, что когда учился в 6-м классе, председатель пришел к матери просить, чтобы отдала мальчика на конюшенное хозяйство, выполнять посильную работу. — Повезло, привезли блокадников из Ленинграда. С ними доучился...
— Сами не хотели уехать, когда стало возможно?
— Предлагали родственники со стороны отца — не захотел. — Внезапно оживляется. — Когда вышел на пенсию, предложили построить свой дом. Сказал, денег не надо, дайте лесопилку, все сделаю сам. А родительский дом сгорел в грозу вскоре, как переселились. Прохожий говорит, что видел, как в него ударила молния.
О своем доме говорит много, с внутренним чувством. Рассказывает, как привыкал огородничать, какие секреты передавали ему жившие когда-то на своей земле и плодами своего труда.
— Посадил огурцы, доросли до крыши теплицы и пошли дальше! Цветов много, а ничего не родится... Бабки сказали, надо дождаться шестого усика и обломить его. Сразу дело пошло!
Внезапно вспоминает теплую и раннюю весну 1951-го. «Как было хорошо в тот год!» — делится радостным ощущением. По содержанию предыдущей беседы вспоминаю, что в тот год его, сына ссыльного крестьянина, призвали в армию. Думаю, что для молодого человека было очень важным, когда государство показало таким образом, что он равный с прочими, и поэтому запомнился и точный год, и погода тогда, и светлое чувство.
Ненадолго прощаемся. Я одиноко стою на берегу, пытаясь представить, как утыкались в него баржи, как с них сыпались люди с детишками и каким-то скарбом. Кругом тайга, чтобы выжить, надо было все строить заново.
Узнаю, что на фронт забрали шесть лошадей из сорока.
— Люди приехали со своей скотиной?!
— Заработали здесь! Накопили денег и купили.
В необходимых для себя подробностях я знаком, что происходило во время основания поселения далеко от места высадки. В ЦК коммунистической партии, не так давно избавившейся от Троцкого, сложилось зыбкое равновесие между сталинистами и бухаринцами. У этих сторон были разные взгляды на политику в отношении крестьянства. И оба неправильные — бухаринская программа, смысл которой воплощался в коротком лозунге «Обогащайтесь!» не вносила понимания, почему крестьянство отказывалось сдавать урожай «по твердым государственным ценам».
Политику НЭПа не свертывали, она задыхалась сама по объективным обстоятельствам. Крестьяне богатели, а промышленность была не в состоянии обеспечить аграриев необходимыми товарами. В этой ситуации, когда крестьянам предлагалось обменивать пуд хлеба на аршин ситца, а они в ответ свертывали производство продовольствия, создавая его дефицит, у правительства было всего два выхода. Один из них — разрешить аграриям выход на международный рынок. Это только в современных реалиях такое решение кажется простым и естественным! Тогда же с точки зрения безопасности самой системы власти, любая самостоятельность, да еще с собственными финансовыми потоками представляла для нее неоспоримую политическую угрозу. Поэтому в конце 1929 года большевицкая партконференция выдвинула программу ускоренной коллективизации, что можно рассматривать и как ход сталинцев в партии против своих оппонентов. Успех программы закреплял бы их лидерство, однако в «план» вмешался неожиданный фактор. Мощное народное сопротивление, в ходе которого выяснилось, что составленная из тех же крестьян армия не годится для его подавления, поставило под угрозу само существование советской власти, никогда с момента окончания Гражданской войны и до своего окончательного краха не бывшей настолько близкой к катастрофе. В марте 1930-го Сталин был вынужден откатывать назад. Из его статьи «Головокружение от успехов» мы узнаем, что оказывается, загоняя крестьян в колхозы, их лишали не только личного подворья, им даже огород запрещалось разводить. Происходящее было объявлено Сталиным «перегибами на местах». Говоря по-русски, организаторы и вдохновители снимали личную ответственность за провал самими же организованного мероприятия.
Злорадство бухаринцев смешивалось с всеобщим пониманием, насколько опасная складывалась политическая ситуация...
Внезапно я осознаю, ответ на какой вопрос важен мне сегодняшнему, живущему в реалиях нынешнего дня.
— Лазарь Лукич, скажите, а ваши папа и мама в разговорах между собой или вам лично не объясняли, за что с ними так поступили?!
— Нет...
Я думаю, в этом все дело. Если даже самим пострадавшим не смогли объяснить, «за что?», а это возможно только задавшись смыслом и целью государственной политики, то можно устанавливать любые бюсты и терпеть любые памятники вождям. Это будет еще одним напоминанием бессмысленности нашего собственного существования.
Людям же, продвигающим установку бюста Сталина, я хочу объяснить одну вещь.
Вы можете игнорировать документы, свидетельства, государственные решения — даже разоблачение культа личности самой коммунистической партией. Мы сейчас живем в таком мире, когда ничье мнение не может служить определяющим, включая мнение первого лица. Но есть одно обстоятельство, которое вам знать просто необходимо, иначе потратите время впустую. Есть отдельно личность Сталина, а есть система, которую он использовал для достижения единоличной власти. Они неотделимы друг от друга вроде родителя и сына. Но так же, как и в приведенном примере родства, у каждого из них сложилась собственная судьба. Родившаяся в 1918-м году в недрах большевицкой партии как маленький секретариат по подбору кадров, система укреплялась и росла, создавая на ходу внутренние нигде не прописанные правила своего устройства, что важно, действующие до сих пор. Всем только что отставкой мэра продемонстрировали работу его эволюционировавшего механизма. Умер Сталин сам, или ему помогли — лично мне не представляется важным. Как обсуждают убийство Кеннеди, так и споры, отравили ли главу государства, просто ли не оказали ему помощь, будут обсуждать в веках.
Но очень важно, чтобы вы поняли, что так совпало, и Сталин умер тогда, когда система осознала в родителе угрозу собственному существованию.
