- Как вы оцениваете результаты парламентских выборов? Насколько они были предрешены?

- Когда отходят на второй план весьма острые и неприятные эмоции, порожденные решительным поражением правых партий и столь же решительной победой национал-популистов, понимаешь, что, по сути дела, ничего такого уж нового и невиданного не произошло. Как и прежде, треть электората проголосовала за начальство, треть - за национал-популистов всех мастей, а оставшаяся треть разбрелась по подворьям малых партий (к которым отныне принадлежат и любимые мои СПС с "Яблоком"). Так что никаких принципиально новых настроений и предпочтений электорат нам не продемонстрировал. Разве что многие сторонники либерализма в России, отчаявшись, видимо, дождаться серьезных сдвигов в экономике и политике, решили не ходить на выборы вообще.

- Ваше мнение о том, что будет дальше?

- Действительно новым является, пожалуй, разве что положение, когда Дума окончательно заполучила статус канцелярии президента, штампующей указы и законы исполнительной власти. Президент теперь обладает практически не ограниченными полномочиями. К тому шло уже несколько лет, теперь этот процесс завершился. Приходится констатировать, что ближайшая история России зависит теперь от воли, целей, порядочности и личных убеждений одного человека, который и будет определять ход дальнейших реформ (или - контрреформ, если, не дай бог, сочтет это полезным и необходимым). Это обстоятельство, я знаю, приводит некоторых в восхищение и порождает надежды и чаяния. Некоторых - пугает и приводит в отчаяние. Я же лично отношу себя к тем, кто, не впадая в крайности, настороженно наблюдает за происходящим, готовясь к худшему, но при этом надеясь все-таки на лучшее. А что касается наших правых, то я согласен с Анатолием Чубайсом: нет у них теперь другой более важной задачи, чем объединение и создание новой демократической партии - Демократического фронта, если угодно, который взял бы на себя обязанность выражать интересы всех людей либеральных взглядов и демократических убеждений в России.

- Много лет назад в "Понедельнике" братья Стругацкие придумали "контрамотов" - людей, живущих в обратном времени. То, что происходит в последнее время, все чаще заставляет задуматься, не попали ли в поток обратного времени мы все? Судите сами: едва ли не культ личности президента, руководящая и направляющая партия, фактически слитая с государством, выборы, все более становящиеся декоративными, контроль государства за основными источниками информации, прогрессирующее единомыслие, преследование неугодных, "заказное" правосудие. Или все это не так страшно?

- Это по-настоящему страшно. Но имеют место две надежды. Во-первых, мы, может быть, по привычке сгущаем краски. Такое впечатление, что нынешняя власть просто стремится - вольно или невольно, сознательно или инстинктивно - реализовать у нас властную структуру России 1913 года. С поправками на специфику времени, разумеется. Это был бы, видимо, не самый плохой вариант развития событий. Во-вторых, история ведь не повторяется, а если ее пытаются повторить, получается комедия, а не драма.

- Как-то вы рассказывали мне, что к началу 60-х годов поняли, что нашей страной управляют не великие люди, как вы раньше считали, а "банда жлобов и негодяев". Вы не исключаете, что к похожему выводу придется прийти еще раз?

- Конечно, не исключаю. Да разве можно в правительстве посттоталитарной страны обойтись без "жлобов и негодяев"? Тут вся надежда на "сдержки и противовесы".

- Чем дальше - тем больше деятели культуры (актеры, певцы, режиссеры, да и писатели тоже) стараются дружить с властью. Раньше это считалось почти неприличным: интеллигент должен быть независимым и оппозиционным. Теперь же несть числа желающим совершенно свободно, прямо, честно сказать президенту: "Вы - великий человек, государь!" Или вступить в "Единую Россию". Или написать для нее гимн. Или торжественно попить чаю с Грызловым, а потом получить орден. Что бы сказал обо всем ваш персонаж Виктор Банев из "Гадких лебедей"?

- Могу совершенно точно сказать, что Виктор Банев держался бы от этого парада лояльности по возможности в сторонке. Даже в том случае, если бы ему лично нравился президент или министр внутренних дел. И не потому, собственно, что это неприлично или вообще западло - просто это не его занятие. Так он устроен. Его дело, как известно, "улавливать тенденции повышенным чутьем художника", а равно и "глаголом жечь сердца людей". Все же остальное - почет, ордена, деньги, светская жизнь, даже слава, в конце концов, - все это от лукавого и глубоко вторично. Как, впрочем, и пресловутая оппозиционность.

- В свое время вы сказали, что психологию раба и холопа за десять лет не вытравить. А за сколько - можно?

- Два-три поколения. Причем, пожалуйста, без "реставраций" и возвратов к советскому прошлому.

- Конец года в России вновь ознаменовался чередой терактов. Существуют ли, на ваш взгляд, какие-то способы решить эту проблему?

- Ужесточать силовое противостояние терроризму совершенно необходимо, иного пути просто нет, причем главное внимание следует уделять перекрытию финансовых потоков террористических организаций. Но без устранения фундаментальной причины - бедности большинства стран "третьего мира" - фундаментальную задачу до конца никогда не решить.

- Насколько, на ваш взгляд, верна гипотеза (часто высказываемая российскими властями), что в Чечне нам противостоит не население со своими убеждениями, а международные террористические организации?

- Это было бы слишком просто. На самом деле международный терроризм в Чечне опирается на достаточно широкие слои сочувствующих и убежденных сторонников независимой Чечни. В этом-то все и дело!

- А насколько верен принцип "никаких переговоров с террористами"?

- Пресекать действия террористов самым жестоким образом, сделав при этом все возможное (и невозможное) для спасения заложников, - это, по сути, единственный правильный путь. Следует ли вести переговоры? Да, пока остается хоть малая возможность "разойтись миром". Но не дольше.

- Руководство России, говоря о ситуации на Ближнем Востоке, призывает к переговорам Израиля с палестинцами, в том числе с Арафатом. В общем, занимает ровно обратную позицию по отношению к своей же тактике в Чечне. Не есть ли это классический пример двойных стандартов?

- По-моему, в последнее время, особенно после 11 сентября, отношения нашей власти с Арафатом очень сильно охладели. Мы придерживаемся старых "советских" позиций в самой малой степени - стремясь, видимо, сохранить лишь некий минимальный плацдарм для нашего участия в ближневосточном процессе. Решение проблемы Ближнего Востока, на мой взгляд, - переговоры, переговоры и снова переговоры. Это очевидно. Любое немирное решение будет означать только продолжение и усиление конфликта. Ближневосточное урегулирование - это дело времени, причем большого времени, речь идет о многих десятках лет - теперь это ясно как никогда раньше.

- Применительно к Чечне - у вас такая же позиция? Что, на ваш взгляд, мешает вести переговоры с Масхадовым?

- Мешает надежда создать сильное противостояние Масхадову внутри самой Чечни. Расчет на то, что большинству чеченцев (особенно равнинных чеченцев) война осточертела, кажется бесперспективной и бесполезной. Если бы удалось "замкнуть друг на друга" сторонников "худого мира" и поборников "доброй ссоры", это помогло бы перевести конфликт в совершенно другую стадию. Возникло бы две Чечни - мирная равнинная и "партизанская" горная. Мирной Чечне можно было бы предоставить широчайшую автономию в рамках Российской Федерации, а горную по возможности изолировать от остального мира. Это все не решило бы проблему окончательно, но, повторяю, перевело бы ситуацию в новую, более простую стадию.

- Как-то вы сказали: как было бы хорошо, если бы престарелый президент Германии фельдмаршал Гинденбург абсолютно неконституционным путем разогнал нацистскую партию, пересажал бы ее лидеров и отменил выборы - тогда бы мы не столкнулись со всеми ужасами победившего фашизма. Вот вам и возможное вмешательство. Или оно привело бы к еще более кровавому варианту, чем гитлеровский? Как, на ваш взгляд, развивались бы события, если бы такое вмешательство произошло?

- Решить такую виртуально-историческую задачку мне явно не по плечу. Да и кому - по плечу? Сильно подозреваю, однако, что решение Гинденбурга привело бы только к отсрочке фашизации Германии, Германия той поры была чревата фашизмом, и он все равно бы, скорее всего, наступил, но, может быть, более кровавым, революционным путем. Возникла бы обычная послереволюционная разруха, террор и далее - по полной программе, но еще более жестоко и кроваво, чем в варианте реальной истории: революция ведь ужесточает нравы.

- Представьте себе, что вы получили фантастическую возможность вмешаться в прошлое и изменить по своему желанию ход истории в любые три ее момента. Во-первых, стали бы вы это делать? А во-вторых, если да - то что бы вы изменили в истории?

- Я неоднократно сам с собой и с друзьями своими играл в эту увлекательную мысленную игру. И пришел к выводу, что не стал бы я вмешиваться ни в какие процессы и ни при каких обстоятельствах. Сильно подозреваю, что любое вмешательство привело бы только к ухудшению ситуации. Виртуальная история страшнее реальной. Или, если угодно: из всех возможных вариантов развития событий реализуется наименее кровавый.