В современной России вскоре после реанимации частной собственности на крупные активы возникло рейдерство — процесс законного и не очень завладения чужим имуществом.

Объектом охоты может быть все что угодно: от нефтяных вышек и алюминиевых комбинатов до НИИ чего-то там. В крупных городах рейдеров обычно интересуют не предприятия, а недвижимость, которую можно с выгодой перепродать или сдать в аренду. При этом они не склонны обращать внимания на то, что именно перед ними: свечной заводик или учреждение культуры.

Поэтому московские здания, занятые различными культурными организациями, не раз и не два становились объектами рейдерства. Технологии могут быть самыми разными.

Первая, все менее популярная, — чистой воды криминал: угрозы, избиения, поджоги (хотя, по странному стечению обстоятельств, именно в культурной сфере чаще используются эти некультурные приемы). Черное такое рейдерство.

Вторая основана на использовании, мягко скажем, несовершенного корпоративного законодательства, которое позволяет при желании и некотором умении отжать у партнера его долю бизнеса. Нужны только хорошие юристы (в том числе судьи).

Наконец, третье: в последнее время право само по себе становится не таким уж важным атрибутом на фоне административных возможностей чиновников, которые способны лишить вас имущества одними распоряжениями и подзаконными актами.

На примере культурных точек Москвы эту грустную тенденцию можно проследить в полной мере. Против творческих союзов, театров и музеев развязаны самые настоящие боевые действия. Последняя по времени битва развернулась вокруг недвижимости Союза композиторов, глава которого обнаружил гранату в своем автомобиле.

Алексей ПОЛУХИН

1. Московский театр «Эрмитаж». Руководитель — народный артист России Михаил Левитин. Находящийся в знаменитом московском парке, театр мешает чьим-то коммерческим интересам. В 1993 году руководство театра объявляло голодовку в связи с угрозой потери здания. К голодовке присоединились Фазиль Искандер, Сергей Соловьев, Сергей Юрский, Борис Мессерер, Белла Ахмадулина, другие деятели культуры. Театр тогда удалось отстоять. А 31 января 2005 года группа неизвестных попыталась ворваться в квартиру Михаила Левитина. Когда это не удалось, Левитину по телефону посоветовали немедленно уйти из театра под угрозой физической расправы.

2. Центральный академический театр Российской армии. С 1988 года главным режиссером был народный артист России Леонид Хейфиц. После многочисленных угроз от лица тех, кто хотел поживиться от аренды площадей в здании на Суворовской площади, на режиссера было совершено нападение. После этого Леонид Хейфиц ушел из театра.

3. Центральный выставочный зал «Манеж». 14 марта 2004 года пожар почти полностью уничтожил двухсотлетнее здание. При тушении пожара погибли двое пожарных, один был тяжело ранен. Огонь погубил также уникальную театральную выставку. Реконструированный выставочный зал был открыт 18 апреля 2005 года.

4. Государственный центральный Музей кино с 1 декабря 2005 года прекратил свои киносеансы. Причиной переезда из здания на Красной Пресне стал «спор хозяйствующих субъектов». Здание оказалось в собственности Союза кинематографистов России и коммерческой организации ЗАО «Киноцентр». В январе 2005 года союз продал свои акции (32%) «Киноцентру», который добился выселения Музея кино из занимаемых помещений. Роль председателя Союза кинематографистов Н. Михалкова в этой истории красивой не назовешь. Зато – удачная.

5. Театр «Школа драматического искусства». Руководитель — Анатолий Васильев. Конфликт театра с мэрией Москвы имеет финансовую подоплеку. «Школа драматического искусства» занимает здание на Сретенке и несколько помещений на Поварской улице (переоборудованные в студии квартиры, вмещающие с десяток зрителей). Выступая 27 марта 2006 года на собрании актива работников культуры и деятелей искусства, руководитель столичного департамента культуры Сергей Худяков отметил: «В отдельных театрах количество прокатываемых спектаклей недостаточно, а в некоторых складывается неблагоприятная ситуация с посещаемостью. В прошлом году эти проблемы не удалось преодолеть в театрах «На Малой Бронной», «Бенефис», «Школа драматического искусства»…». И театр под руководством Васильева остался без помещения.

6. Центр ремесел и народных промыслов «Русское подворье» сгорел 26 марта 2005 года. «Русское подворье» — архитектурный комплекс в стиле допетровской Москвы. Центр ремесел возводился в районе Измайлово с 1999 года. Сейчас комплекс удалось восстановить. Основная версия возгорания — умышленный поджог. Известно, что к территории центра проявляли интерес криминальные элементы. Комплекс расположен в парковой зоне и соседствует с крупными Черкизовским и Измайловским рынками.

7. Московский академический музыкальный театр имени Станиславского и Немировича-Данченко. В 2003 году горела пристройка театра, огонь не повредил сцену и зрительный зал. В ночь с 26 на 27 мая 2005 года театр снова загорелся. Фасад и сцена практически не пострадали, но зрительный зал был почти полностью уничтожен. Речь идет о поджоге, возможно, связанном с крупной стройкой, которая разворачивается вокруг театрального особняка в Вознесенском переулке в центре Москвы. Историческое здание театра — это многократно перестроенный главный дом городской усадьбы Салтыковых, уцелевший после пожара Москвы 1812 года.


Превратить свободного художника или музыканта в чиновника очень просто: придумать ему государственную должность или назначить первым среди равных. И вместо того чтобы заниматься исключительно творчеством, хочешь не хочешь, а станешь представителем интересов сообщества: придется осваивать политику лавирования как внутри собратьев по искусству, так и общаясь с внешними инстанциями ради зарплаты и грантов для коллег.

И не стоит в подобной ситуации удивляться, что опытный музыкант, оказывается, может запросто отличить ручную боевую гранату от муляжа или, скажем, от тротиловой шашки. Вроде бы: зачем ему это надо? А ведь надо. Стоит ему подписать спорный договор аренды с ушлой коммерческой фирмой — жди «приветов».

Так это и произошло 28 марта. В тот день председатель Союза композиторов России Владислав КАЗЕНИН заметил, что в его служебном автомобиле Audi разбито стекло, а на сиденье лежит граната на растяжке. Казенин вызвал милицию, милиционеры — саперов, саперы благополучно обезвредили гранату Ф1. Поскольку чека гранаты была замотана капроновым шнурком, уголовное дело решено было возбуждать по статьям «хулиганство» и «незаконный оборот взрывчатых веществ». Видимо, милиция не решилась воспринять всерьез вот такое вот запугивание.

В тот же вечер композитору позвонили домой: «Это последнее предупреждение». Господин Казенин уверен, что предупреждали его насчет прав собственности на недвижимость Союза — мол, не первый раз.

— А ведь могли мы с вами и не встретиться, если… — шутит Владислав Казенин.

О том, кто мог подбросить гранату в машину, говорить особо не хочет. Рассказывает про XI фестиваль «Панорама музыки в России» и про огромное число концертов, которые удалось организовать Союзу композиторов к 100-летию Шостаковича. Но я, к сожалению, корреспондент совсем другого отдела — расследований: мне-то подробности подавай. Портрет Дмитрия Дмитриевича висит как раз за спиной Казенина (рядом с портретом Владимира Владимировича). Фотографу отлично удалось передать творческое напряжение гениального композитора. И я, чтобы как-то начать, замечаю:

— Какой интересный портрет, сколько эмоций!

— Какой нерв, Константин! Какой нерв, — отвечает Владислав Игоревич.

Лицо председателя союза абсолютно спокойно для человека, жизнь которого висела на капроновом шнурке. На следующий день после «опасной находки» композиторы со всей страны должны были переизбирать себе председателя. И в третий раз им стал Казенин. Победа была сокрушительная: из 88 делегатов против проголосовал только один, да и тот — кандидат на этот же пост. Значит — голосовал за себя.

Музыкальные критики писали про эти выборы: «Граната способствовала сплочению рядов».

— Выборы, несмотря ни на какие происки, завершились полной победой вашего визави (это Владислав Казенин про себя говорит. — К.П.) А в преддверии собрания как старый председатель я должен был сделать обширный доклад. Знаете, в подобных случаях вопросы могут быть совершенно разные — я хотел быть готовым и отдал распоряжение провести аудит во всех подразделениях Союза композиторов.

Вот отсюда начинается самое интересное. Аудит, по словам Казенина, был проведен везде, даже у него в столе, — а вот в издательство «Композитор», которое принадлежит Союзу, проверку не допустили. Наоборот: отбивались от ревизоров и даже вызвали милицию, вставшую на сторону осажденных. Послышались громкие заявления о том, что Казенин зачем-то хочет отобрать здание издательства на Садовой-Триумфальной. А еще: что нет причин присылать проверку, когда можно сделать ее самим, — ну и так далее.

— Как такое может быть, Владислав Игоревич?

— Да, ситуация нелепая. К тому же, когда аудиторы должны были войти в издательство, его руководитель, Григорий Воронов, сидел вот тут, рядом со мной. У нас с ним отличные отношения. Вот, смотрите, они все наши книжки издают. Вот, видите, мы их благодарим за помощь — какие могут быть конфликты?! Но и он ничего не мог сделать. Часть здания сдана в аренду коммерческим фирмам, и они против каких-либо проверок.

Это какими же арендными правами должны обладать фирмы, сидящие бок о бок с музыкальными издателями, чтобы не допустить на территорию независимую комиссию? Это какие же, интересно, документы надо было показать милиционерам, чтобы те грудью стали на защиту входа издательского дома? На эти вопросы Владислав Казенин ответить не может — надо спрашивать с самого издательства, слишком много там сидит фирмочек. Фирмочки сидят, потому что нужны были деньги — иначе не проживешь.

— Если так срочно нужны деньги, почему у государства не взять, вы же — российское достояние?

— Я давно говорю: закона на нас нет. Вроде бы мы ни от кого не зависимы, никто указывать нам не может, что и как делать, но и деньги никто не дает. До сих пор Союз композиторов — это общественная организация, наподобие собрания рыболовов. А я много лет учился, чтобы получить диплом профессионального музыканта, вот вам приятно бы было? Обращаюсь к государству: определите наш профессиональный статус — ведь тогда по-другому все будет! Теперь про деньги. Не хотел бы, чтобы это выглядело у вас в газете как жалоба на жизнь. Денег у государства на музыкантов всегда было мало. Небольшие гранты, их всегда не хватает, чтобы провести один хороший концерт. Закупочная комиссия стала реже покупать у музыканта авторские права на исполнение произведений. Приходится обращаться за спонсорской помощью. И нам дают деньги, хотя закона о меценатстве по-прежнему в России не существует. Поощрять дарителей нечем, но они все равно находят возможность нам посодействовать. И в аренду свои помещения тоже сдаем, ведь надо на что-то жить.

— А в вашей рабочей жизни после гранаты все по-старому будет?

— Да, зачем же обращать внимание на гадости? Вот и в газетах пишут про меня всякое — а я журналистов этих и в глаза не видел. Может быть, кто-то думает, что кресло председателя союза что-то мне дает? Точно одно: времени оно отнимает немало. В тот день, когда гранату обезвредили, мне позвонили домой и ясно сказали: «Это последнее предупреждение! Забудь об издательстве «Композитор». Как же! Недвижимого имущества стало у Союза композиторов и так мало. Часть недвижимого «музыкального наследства» СССР отошла к Московскому союзу композиторов, а у нас остались сам дом Союза композиторов (Брюсов переулок), издательство «Композитор» (Садовая-Триумфальная улица), хозяйственные помещения (на улице Чаянова) и три дома творчества (например, в г. Руза, в г. Иваново) — никому мы эти площади не передадим и не продадим.

В день нашей беседы за стеной играл рояль. В Московском союзе композиторов (он находится на одной лестничной площадке с российским) был приемный день для желающих вступить в члены этой, пока еще общественной, организации. Волнительные нотки просачивались и в кабинет председателя Казенина. Вряд ли композитор, народный артист может с постоянным вниманием следить за документооборотом хозяйственной части организации из 1600 членов. Вправе ли вообще мы требовать от художника-портретиста безупречности в составлении нормативных актов? Понятный и единственно возможный для него вариант — регулярная аудиторская проверка. Но и от нее бизнесмены, грамотно составившие свои договоры, как видно, могут легко закрыться спинами милиции.

Отсутствие четкой законодательной базы у сугубо творческой организации при наличии богатейшего имущества на престижной земле всегда будет притягивать легальный и нелегальный бизнес. Я не про Союз композиторов сейчас говорю. Вообще. История с отъемом земли у небольших театров и кинотеатров черными рейдерами для строительства игорных домов будет продолжаться до тех пор, пока не вмешается государство. Либо на стороне творческих союзов — музыкальных, кино- и театральных сообществ. Либо — уж тогда открыто, через тех же милиционеров.

Константин ПОЛЕСКОВ


Комментарии

Даниил ДОНДУРЕЙ, социолог, член Федеральной конкурсной комиссии по телерадиовещанию:

— Несмотря на бесконечные в последние несколько месяцев атаки на западное представление о гражданском обществе и поиск каких-то особых, традиционных, смотрящих в прошлое ценностей, на самом деле давно уже процветают исключительно личные чиновничьи интересы. «В интересах народа», «в интересах государства», «в интересах великой тысячелетней культуры» органы управления культурой готовы побороться за перепродажу и передачу собственности, принадлежащей или арендованной учреждениями культуры.

Московские и федеральные структуры под видом заботы о духовности и благе горожан придумывают возможность заработать. Щадятся только «наши».

Культ наплевизма администраторов от культуры. Профессиональная некомпетентность и демонстрация абсолютного наплевизма. Они прекрасно понимают, что такое Музей кино или театр Васильева. Прекрасно понимают. Но три отборочные комиссии работали в России для огромных фестивалей типа Авиньонского и почему-то не нашли ничего конкурентоспособного в российском театральном пространстве, кроме спектаклей Анатолия Васильева. Спектакли тех театров, на которые властные структуры города не покушаются, не пригодились. Не прошли ни по какому конкурсу.

Поражает абсолютная безнадзорность чиновника и особенно тотальная безнадзорность телевидения. Никто не может спросить: «Эй, начальник управления культурой! Ты что, не понимаешь?».

Когда мэр говорит, что мы перевернем весь центр, пророем тоннели под Пушкинской и Белорусской площадями, везде устроим подземные паркинги и разместим торговые комплексы, атаки на учреждения культуры в центре города рассматриваются через запятую с этими планами. Главное — продать землю. Понятно, что под театром «Эрмитаж» на Петровке земля бриллиантовая. На откатах с нее можно обеспечить себе старость.

Святые места, исторические — им все равно. Главное — поживиться. Думаете, им нужны торговые комплексы? Им и торговые комплексы не нужны. Им главное — от имени города продать за средние 17 процентов откатов, которые, как показывают многие исследования, заложены в каждом крупном федеральном и муниципальном проекте.

Погребничко, Левитин, Васильев не приходят и не делают нам попсу. Васильев сам же виноват тем, что он — гений.

Они не борются с культурой. Они деньги зарабатывают. И устраивают мир для своих.

Евгений БУНИМОВИЧ, член Комиссии по культуре Московской городской думы:

— Мы не первые, кто переживает такой период. Известно, например, что тем же был болен Брюссель до недавнего ужесточения законов. Брюссельцы даже придумали диагноз «фасадизм» — от слов «фасад» и «садизм». Это когда зданию реставрируют фасад, а внутри все перестраивается иначе. Либо «брюсселез» — когда здание в преддверии реставрации охватывал внезапный пожар, уничтожающий деревянные полы и перекрытия, после чего вставал вопрос о гораздо более дешевой реконструкции вместо кропотливого восстановления исторических интерьеров.

В Брюсселе погода еще более дождливая, чем у нас. Там инвесторы выбивали стекла, снимали крышу, и здание заливалось дождем настолько, что восстановить потом ничего было нельзя.

Внешне все всегда выглядит как внезапное стихийное бедствие. Всегда есть заключение, что это случайность. Но приемы международные, известные.

Сегодняшние наши законы, по свидетельству европейских экспертов, достаточны. У нас строгое и цивилизованное законодательство по охране памятников: и федеральное, и московское. Проблема в том, что, в отличие от Брюсселя, который нашел в себе мужество выполнять эти законы, мы эти законы не выполняем.

Записала Екатерина ВАСЕНИНА