Борис Вишневский

О том, как в городе на Неве, когда-то выдержавшем фашистскую блокаду, весьма вольготно чувствует себя российский неофашизм, «Новая» рассказывала не раз.

Случаи наказания редки — то, что, скажем, небезызвестный Юрий Беляев только что получил полгода колонии за публикации в черносотенном издании (а до того — полтора года условно за нечто похожее), является исключением, а не правилом. Стоит только пройти мимо Гостиного Двора, где на «стене плача» почти два десятка лет свободно торгуют погромными листками, чтобы убедиться, что всерьез бороться с коричневыми городская власть и не думает…

Это началось не вчера — это началось двадцать лет назад, когда в Румянцевском сквере на Васильевском острове летом 1988-го прошло восемь митингов «национально-патриотического фронта «Память» (потом он станет «кузницей кадров» для всех русских националистических организаций).
На них, проходивших каждый четверг, открыто распространялись антисемитские листовки, где призывали «создавать в своих коллективах мощную защиту против еврейских оккупантов», а ораторы, захлебываясь от ненависти, «разъясняли», кто виноват во всех несчастьях и бедах русского народа за последние семьдесят лет.

Притом что государственный антисемитизм в Советском Союзе — со всеми вытекающими последствиями в виде негласных, но жестко исполняемых запретов, касавшихся работы, поступления в вузы и выездов за границу, — существовал много лет, в его наличии власть никогда не признавалась и публичных погромных выступлений не допускала. А тут — полная свобода выражения мнений, оценить которые как подпадающие под соответствующие статьи Уголовного кодекса можно было, не будучи юристом-профессионалом…

В августе 1988-го группа ленинградских писателей и журналистов — Андрей Алексеев, Яков Гордин, Владимир Кавторин, Нина Катерли, Александр Кушнер, Самуил Лурье и другие — отправили телеграмму в обком КПСС, заявив, что «разрешение на проведение пятнающих Ленинград сборищ «Памяти» было дано Василеостровским райисполкомом по звонку из обкома КПСС». Авторы письма потребовали, чтобы обком «выяснил и сообщил, под чьим покровительством в центре города в течение многих недель в нарушение Конституции СССР велась человеконенавистническая, расистская пропаганда».

Ответа не последовало — авторам сообщили: «Неужели вы не знаете, что партийные органы письменных ответов не дают?» Но «Ленинградская правда», «Смена», «Вечерний Ленинград» и «Известия» к тому времени напечатали критические статьи о происходящем в Румянцевском сквере, и митинги прекратились. А затем «Ленправда» заказала Нине Катерли статью о «Памяти», которая была опубликована двадцать лет назад — в октябре 1988-го…

«Я стала думать о том, что делает людей нацистами, — вспоминает Катерли. — Какие струны надо задеть, чтобы там заметались звериная ненависть, желание травить, убивать. Нужна пропагандистская литература, продуманная и четко нацеленная. И тут я вспомнила о книге Романенко, который членом «Памяти» никогда не был, но чья книга использовалась как источник цитат вместо «Майн Кампф», которую тогда было не достать…»

Книга Александра Романенко «О классовой сущности сионизма» несколько лет стояла у меня на полке — как образец черносотенной литературы советских времен, когда антисемитизм распространялся под маской «борьбы с сионизмом». Писать в «Ленправду» мне тогда в голову не приходило. А статью Нины Семеновны «Дорога к памятникам» хорошо помню — как и то, что происходило потом. В материале жестко анализировалась книга Романенко, пронизанная зоологическим антисемитизмом и «идейно близкая» нацизму — как гитлеровскому, так и современному. Резонанс был немалый — в НИИ, где я тогда работал, статью горячо обсуждали, хотя и сторонники «антисионистского подхода» попадались в немалом количестве.

В ноябре того же года Романенко подал в суд иск о защите своей чести и достоинства, обвинив Катерли в клевете на него — «антифашиста, антисиониста, участника Великой Отечественной войны и воина-интернационалиста». И заодно — в «публикации клеветнического доноса на Ленинградский обком КПСС, ибо обком решил издать книгу Романенко на уровне бюро обкома партии».

Процесс этот тянулся в общей сложности два года — и завершился лишь в сентябре 1990-го, когда Петербург еще назывался Ленинградом, но городская партийная верхушка уже успела проиграть выборы народных депутатов СССР весной 1989-го и выборы российских, городских и районных депутатов весной 1990-го, и обком уже не имел в городе почти никакого влияния.

В июне 1989-го Дзержинский районный суд иск Романенко отклонил, но на этом дело далеко не закончилось.

Романенко подал кассационную жалобу, заявив, что он «более шестисот суток участвовал непосредственно в боях против нацистов», что «по приказу сионистских центров против меня двадцать лет осуществляется опаснейший моральный и политический террор» (!), и особо отметил, что его книга была «чрезвычайно положительно оценена в прогрессивной арабской печати». И в сентябре 1989-го Судебная коллегия по гражданским делам Ленгорсуда под председательством Неллы Волженкиной (ранее именно она выносила обвинительные приговоры правозащитникам Борису Митяшину, Ростиславу Евдокимову и Льву Волохонскому) решение Дзержинского районного суда отменила — якобы экспертиза была проведена с нарушениями. Дело передали для рассмотрения в Городской суд.

«Законом тут не пахнет — отчетливо, на сто верст несет «телефонным правом», — напишет потом Нина Катерли в своей книге «Иск». Пошли новые заседания, новые экспертизы, и новые газетные статьи — процесс становился важным фактором общественной жизни. Романенко издал две новые книги аналогичного содержания — «Геноцид» и «Протоколы сионских мудрецов» и объявил себя председателем «Всемирного антисионистского фронта». Однако все новые и новые эксперты бесстрастно констатировали: книга Романенко провозглашает идеологию, подобную нацистской, автор разделяет суждения теоретиков фашизма, а ряд его концепций идентичен высказываниям Гитлера, Розенберга и нацистской пропаганды в целом. Заодно выяснилось, что родившийся в 1927 году Романенко никогда не был ни участником войны, ни воином-интернационалистом, орден Великой Отечественной войны II степени получил незаконно, и ему пришлось его сдать…

В сентябре 1990-го, понимая, что дело его безнадежно, Романенко отказался от своего иска.

«Процесс века» — первый в стране, где вслух было сказано о том, что КПСС издает литературу, пропагандирующую нацистские идеи, — закончился.

Но не закончился питерский — да и российский — фашизм. Напротив, он с каждым годом набирал силу. Круг «чужих» расширялся — к ним стали относиться все, у кого не тот цвет кожи или разрез глаз, а также (что особенно обострилось после «пятидневной войны» — «лица кавказской национальности»). И еще — российские фашисты начали убивать.

Не требуется долго доказывать, что все это — как и двадцать лет назад — происходит при попустительстве властей. То ли в силу общности взглядов (разжигание вражды к «чужим», якобы «кольцом врагов» обступившим Россию, нынче является составной частью государственной идеологии), то ли потому, что фашисты в отличие от демократической оппозиции не требуют изменения режима, и потому к ним относятся вполне благосклонно.

И не случайно ни один из питерских чиновников или лояльных власти депутатов не пришел на ежегодный «Марш против ненависти», где собираются противники ксенофобии и разжигания межнациональной вражды (очередной марш пройдет 2 ноября по традиционному маршруту — от метро «Спортивная» до площади Сахарова. — Б. В.)…

Попустительство фашизму — не детские игры со спичками.

Это пляска с зажженным факелом на бочке с порохом.

См. также:

Оригинал статьи
Борис Вишневский
Национализми ксенофобия