А был ли Путин?

На внешне безмятежном фоне полнейшей социальной апатии населения, абсолютного отсутствия артикулированной политической оппозиции, сервильности и самоцензуры СМИ в стране нарастает глубокий политический кризис. И как это стало уже привычным в новейшей российской истории, он снова носит исключительно верхушечный характер. В нашей «революционной ситуации» низам уже давно все до лампочки, а верхам все еще неймется и много чего хочется. Три источника, три составные части путинизма – семейные, лубянские и собчаковские – вступили в решающую схватку, вырывая друг у друга жирные куски властесобственности.

Еще башмаков износить не успели, в которых на инагурации Путина шли, а как уже незавидна участь проигравших. Здесь нет места сантиментам и благодарности за оказанные услуги. «Да, воровал я, воровал деньги «Аэрофлота», но ведь тратил их на избирательную кампанию Путина», – отчаянно и обнаженно искренне кричит из американского далека новоиспеченный политэмигрант, тираноборец и правозащитник Борис Березовский, остро ощущая занесенную над ним дубину-ледоруб, ту самую, которая, по меткому замечанию г-на президента, «бьет только один раз, но по голове».

Конфликт трех группировок, объединившихся кровавой осенью 1999 года в проекте «Наследник», был неизбежен. Слишком разные цели преследовали в совместной операции эти временные союзники. Семье нужно было любой ценой остановить казавшийся неизбежным приход к власти конкурирующего клана Примакова-Лужкова, грозивший им потерей не только собственности, но и личной свободы. Чекисты грезили о реванше спецслужб, а «либералы» – о железной руке, которая поведет, наконец, Россию по пути рыночных реформ.

Путин не принадлежал к ядру ни одного из этих кланов, находясь в разные периоды своей карьеры на периферии каждого из них. Подполковник КГБ, чиновник второго плана сначала в мэрии Собчака, затем в администрации президента Ельцина, В. Путин не мог стать ни лидером, ни идеологом ни одной из этих групп.

Выполнять роль арбитра, удерживающего равновесие соперничающих в его окружении кланов, В. Путину затруднительно в силу отсутствия достаточного политического и властного опыта. Скорее, он останется более или менее пассивным наблюдателем решающей схватки властных группировок, в которой то общее, что их объединяло, будет стремительно исчезать.

В этой борьбе победителями, конечно, станут чекисты. Во-первых, им больше свойственно чувство корпоративной солидарности и целеустремленности. Во-вторых, хотя бы потому, что они не были так широко представлены во властных структурах в ельцинский период, они гораздо меньше замараны в приватизационных и коррупционных скандалах, чем их конкуренты. В-третьих, они-то как раз обладают громадной базой оперативных данных в этой области и контролируют правоохранительные органы, способные эту базу активизировать.

Власть спецслужб, хорошее немецкое пиво для всех и Португалия эдак лет через 15 – таков, видимо, нехитрый путинский идеал обустройства России, который он долгими зимними вечерами обсуждает с троице-лыковским отшельником под портретами Колчака и Столыпина, предварительно вежливо уточнив, кто из них Колчак, а кто Столыпин.

Что ж, на исходе «века-волкодава», может быть, это и покажется самым гуманным идеалом, который когда-либо предлагали правители России своему народу.