Как-то на одной, весьма узкой, встрече зашел среди прочего разговор и о том, каким должен быть будущий российский
президент. Поскольку собравшиеся слыли профессионалами, то и
подход к данной теме был, что называется, системным: по пунктам, по параметрам. Утверждалось, что президент России должен
быть непременно русским, примерно пятидесяти пяти лет от роду, лучше юристом или, на худой конец, выходцем из технической интеллигенции. Он должен быть статным, высоким (народ
больше доверяет крупным) и умеющим ладить с различными политическими деятелями (находить компромиссы). Искомый президент
должен быть известным в среде интеллигенции и в народе, незапятнан в кровавых конфликтах и войнах; были высказаны также
основанные на научном анализе, мысли о том, что для России на
данном этапе подойдет скорее всего социал-демократ, но с этаким государственно-патриотическим "уклоном", могущий показать
и силу, и жесткость, и темперамент. Тем не менее, это не должен быть держиморда: лучше, чтобы наш президент был все-таки
"с человеческим лицом" или хотя бы с его подобием. Утверждалось также (в одном из последних пунктов), что лучше, если
будущий кандидат будет из провинции, чтобы не очень досаждать
своими московскими привязанностями и привычками, ну и так далее. Одним словом, речь шла о том, что должно подобрать среди
российских мужей (о женщине речь, понятно, не заходила) некое
существо, в котором бы счастливо соединились надежды и чаяния
столичных интеллектуалов и в котором бы отражалась старинная
формула, звучащая примерно так: "восприимчив душой и податлив
на воспитание".
Последнее - для наших политпрофессионалов, чтобы можно
было "через него" воздействовать на власть, а также на умы и
сердца граждан. (Помниться, ряд московских интеллигентов таким образом "придумывали" Ельцина. Где теперь этот ряд?)
Что до решения частных проблем нашей повседневной бренной жизни, со всеми е гнусностями, вроде экономики с ноющими
шахтерами, учителями и пенсионерами, с пограничными войнами,
бандитизмом, со всей этой дороговизной, безнад гой и прочей
чепухой, то об этом даже никто не вспомнил. Проблемы - на
потом, "когда уже придем к власти".
Разговор годичной давности вспомнился не случайно, но в
связи с прошедшими парламентскими выборами, когда подводятся
итоги и безостановочно говорят политологи, аналитики, комментаторы и прочие специалисты, а газетные полосы заполнились
скороспелыми публикациями насчет того, как следует понимать
происшедшее. Наш постперестроечный новояз вот-вот пополнится
еще парой-тройкой новых слов, суть которых в предстоящие
шесть месяцев будет сводится к следующему: "Все решат президентские выборы!"
А до этого наши политспецы писали и говорили о том, что
все решат думские выборы, а до того - какое-нибудь "внеочередное заседание", а до него - некий Указ, а еще раньше -
прошлые выборы, и так далее, хотя мы-то знаем, что никто у
нас ничего не решает. Ни те, кого выбирают, ни те, кто выбирает.
А почему? Вот вопрос!
* * *
Присмотритесь внимательнее, прислушайтесь - вокруг чего,
собственно, весь сыр-бор?
Вот идет денно и нощно разговор о коалициях, о компромиссах, о том, кто и с кем будет блокироваться, кто с кем договариваться, а кто от кого открещиваться. Тут же - полемика
о том, кто "правый", а кто "левый" и который из них более
подходит стране. Здесь же обсуждаются рейтинги, графики,
сравниваются высококвалифицированные опросы различных фокусгрупп (новое название народа?). Идет спор вокруг Конституции и
легитимности самих выборов. (А ведь когда в России учащаются
разговоры про Конституцию - жди беды!). Нельзя, говорят, в
России без легитимного парламента (как будто танку не все
равно!). Вспоминается обязательно Германия начала тридцатых и
е бесноватый - вечный аргумент-жупел у хороших политиков в борьбе за непонятливый электорат. А над всем этим - фамилии,
фамилии, фамилии... И все они - об одном и том же, с одним и
тем же - к одному и тому же. Так обналиченные нули демонстрируют свою беспомощность.
Среди этого восторженного шума "ни о чем", уместны ли
вопросы о все тех же частных проблемах? О своевременной выплате пенсий и зарплаты (не говоря уже об их мизерности); о
том, что в больницах нет лекарств, чтобы лечить; у школ -
учебников, чтобы учить; у милиции - средств, чтобы защитить;
у пожарных, - чтобы тушить; у строителей, - чтобы строить и
так далее...
Кто нам расскажет о том, что и как он собирается с этим
всем делать?
А вопросы экономической взаимоувязки наших разных регионов и политического урегулирования отношений некогда братских
стран? А что делать с нашими границами, с армией вообще? Какова, кстати, доктрина нашей национальной безопасности? Что
делать с нашими промышленными комплексами, с "мирным атомом",
который из-за нехватки средств уже и не мирный вовсе?
Кто из политиков способен хотя бы грамотно и последовательно сформулировать эти задачи? Кто, вслед за тем, сможет
взяться за их успешное решение?
Нет. Вместо этого нескончаемый разговор о том, что станет, если Лебедь блокируется с Зюгановым, Черномырдин с Явлинским, а Жириновский с еще кем-то, или, что станется, если
Ельцин выставит свою кандидатуру и каково тогда будет Лужкову? Наконец, обязательно у нас должно всплыть какое-нибудь
гипотетическое пугало. Сегодня оно сформулировано примерно
так: "Самое страшное, если во второй тур выйдут Жириновский
и Зюганов".
То есть политологов интересует абсолютно бесполезный, с
точки зрения будущего страны, вопрос об очередном и тривиальном перехвате власти. При этом нет речи о том, что мы уже
имеем сегодня реальную (а не гипотетическую) ужасающую картину, состоящую из войн и комплекса унижений нации: от нищеты,
безысходности и страха за будущее.
Мы говорим: "Посмотрите окрест. Сколько бед рядом с нами! Ежедневно гибнут люди в Чечне, плачут отцы и бьются в истерике матери, большинство страдает от бедности, невостребованности, произвола властей и насилия бандитов!"
А нам в ответ: "Нет, нет, это только прелюдия. Вот подождите, придут коммунисты с жириновцами..."
Нравственно ли пугать людей гипотетическими напастями,
оставаясь глухим к уже существующим? Не таким ли образом готовится худшее? Упреждение опасности - суть беспокойного
мыслящего человека. Но если беда уже пришла, уже рядом -
суть в прямом и живом участии в этой беде. Сегодня. Сейчас.
В этом есть упреждение.
Ведь подвигают общество к социальным потрясениям именно
сегодняшние, сейчасные проблемы, производное которых и Жириновский, и Зюганов, и сам черт, которого измученные люди
предпочтут скорее, чем пресловутую "стабилизацию".
Посмотрите на удивленные лица некоторых наших известных
политиков, обратите внимание на их недоуменные физиономии и
злоязычные реплики, насчет того, что кто-то разделил их электорат и открыл путь к победе на выборах коммунистам. Более
того, людей обвиняют в скудоумии и дураковатости, за то что
предпочли коммунистов и жириновцев, а не хорошую "демократическую" власть.
А как было бы, с точки зрения развития демократии, правильно и для дела "стабилизации" хорошо, если бы народ наш, к
своей природной дикости добавил еще и ханжество, отдав предпочтение не оппозиции, а существующей власти!
Но, что поделаешь с людьми? Не хотят они, черт возьми,
чтобы им не платили зарплату, не выплачивали пенсии, не хотят, чтобы их дети гибли в сомнительных или откровенных авантюрах, не желают быть униженными, выброшенными, лишними...
(Москва отдала предпочтение правительственному "Нашему
дому", а через два дня после выборов начальство повысило
москвичам цены на проезд в городском транспорте аж на 50% (!)
и... полная тишина. Москвичи проглотили. И, видимо, будут
глотать дальше. А в остальной России люди, в кои веки, ханжами быть не хотят. В чем их вина?)
Конечно, давать жизнь умозрительным конструкциям и абстрактным проектам - это, по-видимому, и есть "большая политика", и именно за знание такой политики получают свой хлеб
многие аналитики и комментаторы: распознать и объяснить народу, что значит, если сановный генерал подмигнул левым глазом,
а не правым. И мы с вами знаем, что значит, если какой-нибудь
"возжигатель царских лампад" буркнет себе под нос чего-нибудь
значительное.
Но только в действительности, все это никакого отношения
к стране и к ее проблемам не имеет. Не надоело ли с этим
жить?
* * *
Каковы все же главные проблемы?
Кратко мы о них упоминали, но вообще-то все их прекрасно
знают, потому что живут с этими проблемами. Так вот, все они,
большие и малые, требуют в свою очередь решения одной сверхзадачи: - глубинной и комплексной трансформации всего государственного организма. Мы должны понять, что проблема нашей
страны не в господствующих здесь идеологиях, а в сути тоталитарного российского государства, банкротство институтов которого мы ощущаем на себе ежедневно и даже ежечасно.
Традиционное российское государство есть агрессивный имперский хищнический организм. Его среда обитания - чрезвычайка, а способ существования - воспроизводство и поддержание
чрезвычайных ситуаций. Подобно акуле наше государство не может существовать вне экспансии, вне агрессии. Мир и созида-
тельный процесс ему противопоказаны, потому что гибельны. В
свои критические минуты этот монстр перекрашивается, подобно
хамелеону, сбрасывает с себя идеологическую шкуру, какого бы
цвета она ни была, изрыгает любую словесную риторику - лишь
бы сохранить свою действительную и неизменную сущность. Какими бы привлекательными лозунгами ни прикрывались государственные устремления, сколько бы ни говорили госчиновники и их
околонаучные адепты о стабильности, конституционности и законности - цель имперского организма одна: подавлять и присваивать, унижать и растаптывать.
Не столь уж важно, кем осуществляются функции паразитарного государства: монархом-генсеком, олигархией, провинциальным чиновником или преуспевающим владельцем какого-нибудь акционерного общества. В нынешних условиях все они - полномочные представители все той же Моновласти.
Разница лишь в том, что в отличие от сталинского государства, державшего народ на казенном кормлении, нынешнее
бросило людей в неизвестную им рыночную стихию, отреклось от
них и оставило один на один с жесточайшими проблемами, ни одну из которых не способно решить.
Не этот ли хищнический процесс предлагается "застабилизировать"?
Какие бы замечательные и талантливые люди ни приходили
на смену друг другу, сколько наивных чаяний ни возлагали бы
мы на светлые головы реформаторов, попавших в эти ржавые госёмкости, мы должны признать: чудовищный организм отечественного Левиафана подчиняют себе всех и вся, заставляют служить
себе всякого, кто по наивной простоте своей решился взяться
за их качественное улучшение или даже изменение.
Ни одно из государственных учреждений, доставшихся нынешней администрации в наследство от ЦК КПСС, не отвечает интересам демократической власти. Ни армия, ни система безопасности, ни образование, ни здравоохранение, никакой другой
государственный институт - не могут соответствовать складывающимся новым отношениям и формировать новую жизнь в стране.
Напротив, они постоянно реанимируют прежнюю политическую реальность, выстраивают старые иерархии и воспроизводят неизменную для России авторитарную власть. Мы можем предположить,
что любой фрагмент старого тоталитарного государства может,
подобно гидре, воспроизвести всю государственную вертикаль,
реанимировать и выстроить все прежние отношения и бюрократические ценности, от которых, как нам кажется, мы навсегда и
бесповоротно избавляемся.
Посмотрите на нашего премьера. Послушайте его послевыборные угрозы в адрес законно избранных губернаторов, обратите внимание на изменившийся в несколько дней тон, на его
нервные реплики оскорбленного (десятью процентами) вельможи:
"Не будем ничего менять!"
Порадуйтесь, любители стабилизации и душевного покоя,
как из косноязычного и простоватого чиновника от Газпрома лепится очередная российская напасть. То ли еще будет!
Мы можем подивиться наивности, а, может просто необразованности наших реформаторов, затеявших борьбу с идеологией,
но оставивших в стороне существо вопроса - старое государство. С помощью его институтов они попытались проделать демократические преобразования, даже не ставя вопрос о самой
возможности подобного начинания.
Но даже самый искусный мореход, при самом большом желании, может ли переплыть реку на тракторе? Нет. И даже если
возьмемся все за его кардинальную переделку, не получится
ничего, потому что ни одна деталь этого агрегата не предназначена к плаванью. Ни одна! Так почему мы видим, как наши
политики, расталкивая друг друга, стремятся забраться в кабину нашего старого трактора, пытаются завести его и дви-
нуться к воде?
Или, может, не такие они наивные, чтобы не знать, что на
тракторе далеко не уплывешь?
Если так, значит идут во власть ради власти, стремятся
заполучить ее лишь для того, чтобы решать только свои задачи.
И не озабочены они действительными проблемами людей и страны
именно потому, что заняты перехватом власти у таких же, как
сами.
Для решения проблем новой России нам сейчас необходим не
перехват власти, а ее комплексная и системная организация на
всем российском пространстве. Нас интересуют частные вопросы
обеспечения жизни в России и вопрос: кто именно способен сегодня обеспечить поворот от пустой риторики о перехвате
власти к действительному процессу трансформации государства.
* * *
Что мы понимаем под "организацией власти"?
Это словосочетание было впервые использовано публицистом и философом Леном Карпинским. Имелась в виду не квазиполитическая риторика, вроде той, о которой мы упоминали выше,
а кропотливая и ежедневная деятельность по оформлению в нашей
стране негосударственной экономики, главным образом развития
малого и среднего предпринимательства, накопления обществен-ного (а не государственного) капитала и на этой базе - оформления полноценного гражданского общества, способного противостоять исторически доминирующему в России государственному
интересу.
Такая работа мыслилась, как действительно реформаторская
и не сводилась лишь к демократическим процедурам, типа выборов себе начальников, но подразумевала создание всего политэкономического комплекса, с помощью которого можно было бы
разломать вековую систему государственного монополизма в России. Весь этот общественный (негосударственный) организм должен был быть представлен в высокой политике и власти.
Работа по организации власти должна начинаться с тщательного и скурпулезного концептуального подхода к проблеме:
начиная с учета исторических и геополитических условий, в которых находится наша страна, с констатации ее особого многонационального и разнорелигиозного характера и заканчивая
знаниями частного интереса российского человека и его социальной психологии.
Подчеркнем также и то, что работа по трансформации существующего государства должна сочетаться с социальным реформаторством, поприщем не менее сложным, но гораздо более
продолжительным.
Спустя несколько лет, как были сформулированы эти наивные мечтания, можно вместе с подтверждением их актуальности
добавить и существенное: а именно то, что работа по организации власти невозможна в условиях нашего обанкротившегося
государства.
(Звучит по-ленински, но, между прочим, именно большевикам в свое время удалось трансформировать государственную
власть, заменив старое государство на свое новое, мы же - пытаемся им пользоваться и даже улучшать - "реформировать").
Не могут отжившие государственные институты, ориентированные на обслуживание тоталитарной системы, выполнять прямо
противоположные функции - обслуживать интересы общества и
каждого из его членов. Не может система МВД защитить частную
собственность и нас, граждан. Не может сложившаяся система
сыска заниматься поиском действительной, а не мнимой опасности для государства и общества. Не способен бывший минсельавтопром выпускать конкурентный автомобиль, а нынешний
МИД - соответствовать изменившимся внешним и внутренним политическим условиям. Не может система Центробанка со своими
РКЦ отвечать интересам нового рынка, а министерство образования - не в состоянии дать новое миропонимание гражданам,
вступающим в этот рынок и эту жизнь. И так далее. Все они
тянут страну, нас всех назад, повторим, ежедневно и ежечасно
воспроизводя старую политическую реальность и чрезвычайные
ситуации для самоподдержания.
Все это говорит о том, что самым главным препятствием, а
следовательно и ключевой проблемой преобразований, является
существование нынешнего государства. Любая из политических
программ, которая претендует на то, чтобы называться демократической, не может рассматриваться серьезно, если не содержит в себе цели - трансформировать существующее государство. Ни один политик, заявляющий свои претензии на реформаторство не может быть признан таковым, если не преследует
именно эту цель. Отношение к существующему государству становится основным тестом, по которому мы можем проверить данного деятеля перед тем, как станем рассматривать обоснованность его претензий на первые роли в России.
* * *
Теперь самое время поставить вопрос о том, кому по плечу
такая сверхзадача? Кто из политиков, претендующих на президентское кресло, сможет осмыслить эту проблему, поднять ее до
общенационального уровня, найти способы и формы ее решения,
после чего призвать людей к ее решению?
Займемся персонализацией политологии, но рассматривать
кандидатов, повторим еще раз, мы будем не по их возможностям
занять президентское кресло вообще, не по личностным и биографическим характеристикам, вроде тех, с которых начали нашу
статью, а с одной единственной, самой важной и определяющей
стороны - их способности решить проблему новой российской государственности.
Вот список претендентов на победу в президентских выборах в июне 1996 года: Ельцин. Черномырдин. Лужков. Жириновский. Лебедь. Зюганов. Явлинский.
Остальные не в счет, а новая фигура национального масштаба за два месяца в России не появится.
Ельцина, конечно, убедят выставить свою кандидатуру. Основным аргументом в пользу такого решения станет то, что в
кризисный период (а когда он у нас не кризисный?) очень опасно передавать власть в другие руки. Достойного же преемника,
считают в окружении президента, у Бориса Николаевича еще нет.
(И, кстати, быть не может. При непопулярном правителе преемник-наследник имеет шанс на власть только у монарха или диктатора. В нашем случае такого "преемника" надо тщательно
скрывать, чтобы не зашибли, не то чтобы избрали). Так вот,
Борис Николаевич вполне искренне выдвинет свою кандидатуру с
единственным и исключительным намерением еще пять лет послужить России и, как он говорит, россиянам.
В действительности за этим пафосом, конечно же, скрывается совсем другое, более прозаическое: желание сохранить
власть. Понятно также, что суетится здесь не столько сам Борис Николаевич, сколько его многочисленная челядь.
Помогать Ельцину в усвоении им его исключительной роли в
важный исторический момент будут многочисленные вельможные
интеллектуалы; зависящие от его чиха крупные и мелкие чиновники; хорошо прижившиеся или находящиеся на кормлении средства массовой информации с приспособившимися к "новым отношениям" журналистами; удачливые крупномасштабные бизнесмены, а
так же видные представители московской интеллигенции, неплохо
усвоившие, что его стабильность - это их стабильность.
Всему этому благодарному легиону глубоко наплевать на
то, что вся остальная Россия есть как раз очаг нестабильнос-
ти, и именно оттого подавляющее число людей хотят законно (!)
сменить власть. Преуспевающему меньшинству не приходит в голову та простая мысль, что при нынешней политике у нас вскоре
станут возникать массовые катаклизмы и попросту не будет возможности мирно сменить власть. (Вот когда вспомнится "стабильность"!)
Все они отказываются понимать и то, что единственное,
чем Борис Ельцин может скрасить последние годы пребывания у власти - это обеспечить е законную передачу.
Наконец, сторонники непременного выдвижения Ельцина на
новый срок, поступают по отношению к нему просто жестокосердно. Например, Никита Михалков, верный сторонник "стабилизации" во все времена, считает, что уж если Ельцин избрал свой
крест, то пусть и несет его до конца.(Пресс-конференция 4 января).
До чьего "конца"?
Никита Сергеевич, хоть и набожный, но, конечно, не Симон
Киринеянин: печется не о Ельцине, - о себе. Или не знает, что
президент серьезно болен, сильно сдал за последний год, что
непосильный груз-крест раздавил его и еще пять лет он попросту не продержится на этом посту?
А ведь задача не лишь кое-как продержаться. (Это могли
позволить себе лишь престарелые генсеки.) Надо ежедневно,
ежечасно участвовать непосредственно в решении всех ключевых
проблем государства и общества. Надо принимать решения, и
нести за эти решения ответственность. Причем, проблемы таковы, что требуют включения всего потенциала и умственного напряжения. (Или не для нас взволнованные и полные горечи слова
супруги Ельцина из ЦКБ?) Может ли наша страна перед лицом
грандиозных внутренних и внешних проблем позволить себе физически слабого лидера? Нет, не может.
Черномырдин также ассоциируется со "стабильностью". Но у
него позиция более благоприятная. Он находится, что называется, на подхвате. В случае чего, власть автоматически переходит к нему, без особых лишних хлопот. В его руках огромные
финансовые возможности, разветвленные финансово-экономические
структуры, на которые он "насаживает" еще и структуры политические. У него есть здоровье, есть чиновничьи емкости и инфраструктуры, своя номенклатурная связь. Он прибавляет и как
политик. Миграция к нему чиновников из других госструктур показывает, что на него ставят по-крупному. Он очень осторо-
жен с президентом, демонстрирует свою полную лояльность и
преданность, понимая, что отождествление его с президентом -
создает миф о преемственности и делает естественными его претензии. В то же время премьер подчеркивает свою "вторичность" в принятии важнейших государственных решений, представая перед обществом всего лишь как добросовестный исполнитель
высшей воли.
И у него, видимо, есть свои аналитики, и комментаторы, и
журналисты. А как же без них?
Ох как достанется Ельцину, если после него к власти придет Черномырдин! Это вне сомнений. Черномырдин сможет продолжать делать (но только со своими людьми) лишь то, что до него
делал Ельцин, а это значит, что единственным отправным идеологическим пунктом в его политике станет безудержная критика
(и даже хуже) предшественника (вспомните опыт КПСС, при котором сменивший генсека другой генсек вычеркивал его из истории
и даже из памяти). Здесь Ельцину и всему его окружению припомнятся и Чечня с Буденновском, и Беловежская пуща с развалом СССР, и полицейский разгон законного парламента, и коррупция, и взяточничество, и Гайдар с Лужковым, и еще столько
всего такого, о чем Борис Николаевич с соратниками даже и не
догадываются. Думаю, что кое-кто и вовсе пойдет в казенный
дом.
Но главное все же не в этом. Черномырдин не решит тех
задач, о которых мы говорили выше. Не решит, потому что не
талантлив, не масштабен, не умен, потому что не знает страны,
ее истории и культуры. Проблемы, стоящие перед страной, несоизмеримы с его потенциалом, который, к тому же, уже давно и
безуспешно исчерпан.
Лужков, если характеризовать этого политика, безусловно
один из самых способных администраторов в стране. Можно предположить, что в рамках существующей системы и нынешнего государства - он самый способный из всех находящихся во власти.
Лужков научился (а скорее всего, всегда умел) использовать
самые разные обстоятельства на благо своих профессиональных
интересов. Но дело в том, что его интересы (а это уже вопрос
воспитания) не ограничиваются личной жизнью. Получилось, что
он избрал целью своих интересов Москву. Учитывая, что Москва
- не только цель, но и средства - Лужков добился видимых результатов в своей деятельности.
Поскольку в жесткой иерархии недопустимо, чтобы кто-то из ее членов (пусть даже фигура номер два) добивался успехов
и популярности при непопулярности первого лица этой системы,
против Лужкова стали выдвигаться вполне обоснованные обвинения и предупреждения насчет его президентских претензий. А
эти претензии подтверждались вполне продуманными действиями
мэра по концентрации в своих руках финансовых механизмов и
самих финансов и, видимо, еще чем-то другим, о чем знают лишь
очень немногие.
- Я не хочу быть президентом России. Хочу оставаться мэром Москвы! - ежедневно, без устали твердит на всех углах
Лужков. Но кто же ему верит, учитывая, что в политике язык
дан лишь для того, чтобы скрывать свои мысли?
И все же, если Юрий Лужков, пренебрегая предупреждениями
генерала Коржакова, возьмется за участие в президентских выборах и победит, мы, с точки зрения нашего подхода к кандидатам, можем утверждать, что его деятельность на этом посту будет малоуспешной и для него, и для нас. Россия не Москва.
В распоряжении московского мэра уникальный финансовый и
интеллектуальный потенциал, который естественным образом концентрируется в столице из всей России, но, именно поэтому
повторить московский проект, вылить его в масштабное общероссийское мероприятие, а тем более осуществить трансформацию
государства (даже при условии, что Юрий Михайлович знает, что
это такое) - ему не удастся.
Повторим, Лужков, наиболее умело и удачливо из всех начальников использует существующие государственные институты и
реализует нынешние номенклатурные связи и традиции. Вряд ли
его можно убедить в том, что эти институты - тормоз для будущего России. Скорее всего, Лужков станет доказывать обратное,
что мол не в институтах дело, но в способных руководителях,
профессиональных управленцах, в дисциплине и т.п.
Иллюзии Юрия Михайловича и всех, кто так считает, развеются лишь после скандального разоблачения очередной кукурузной кампании или, скажем, после внедрения в жизнь какой-нибудь Государственной Программы по строительству в России автострад.
К Жириновскому не стоит подходить поверхностно, несерьезно. Все-таки он держится в большой политике уже более пяти
лет. Причем не на последних ролях.
То, что он поддерживает свой высокий политический уровень, находясь вне государственной власти (если не воспринимать конечно абстрактную власть руководителя фракции), только
подчеркивает его способности. В действительности Жириновский
- публичный политик-профессионал, самозабвенно занимающийся
своим ремеслом. Он добился признания и несомненного успеха у
избирателя не потому, что больше других врал и обещал.(Черномырдин, например, обещал и больше, и циничнее). Дело в другом. Жириновский интуитивно понял, что люди с неустойчивой
социальной психологией склонны больше доверять гармонии, нежели сути и качеству обещаний. То есть: врать, наглеть и подличать - должен лгун, наглец и подлец. А это именно то, что
оказалось по плечу Владимиру Вольфовичу.
Согласитесь, но это выглядит более гармонично и привлекательно (а значит и доверительно), чем если врет и наглеет
порядочный человек. (Часто бывает, что единожды оступившийся
праведник, ненавидим и презираем всеми. В то время, как откровенный и последовательный мерзавец даже намеком на добродетель может заслужить любовь целой нации. Таковы наши человеческие парадоксы.)
Если в каждом человеке присутствуют божественное и бесовское начала, то лидер ЛДПР без особого стеснения возбудил
и реализовал последнее. Он сумел сконцентрировать в себе господствующие в обществе злость и ненависть, и выступить нравственным (скорее безнравственным) "гарантом" этой ненависти.
Вместе с обещаниями он раздавал своего рода индульгенции - и
для многих это было своеобразной возможностью смыть накопившийся грех.
Одним словом, Жириновский, действительно завоевал власть
- власть психологическую. Это самая сильная власть, потому
что проходит не через разум. Она неконтролируема, и ее нельзя
запретить, потому что запрет возбуждает и умножает эту
власть.
Но у такой власти своя особенность: она недолговечна.
Если она организационно не закреплена, если в поддержку ей
своевременно не подключена власть финансовая и экономическая, если политик не воспользовался для этого периодом своего харизматического апогея, то психологическая власть быстро тает.
Е истоки недолговечны, потому что люди находят себе новых
кумиров, соблазняются на новые прожекты и их влекут новые
утопии.
Еще одна особенность такой власти: - к ней нет возврата.
Возбудив надежды и ожидания, политик не должен спешить. Жажда
власти должна уступить место тонкому и холодному расчету, потому что в политике прийти раньше - опаснее, чем опоздать
(опоздавший остается незасвеченным, а значит еще имеет
шанс!). Жириновский поспешил. Он, если провести аналогию со
спортом, набрал свою лучшую форму задолго до основного сорев-
нования.
Если же говорить о конкретных делах, сообразуясь с нашими основными требованиями, то очевидно, что лидер ЛДПР на
серьезные реформаторские действия попросту неспособен. Он не
создал какого-нибудь значительного и полезного дела, не написал сильную и глубокомысленную книгу, не разработал ни одной
новаторской программы или проекта, наконец, он не руководил
никаким учреждением или предприятием, не является автором
сколь-нибудь значительного направления в науке или культуре.
В этом смысле - Жириновский никто. Он хотя и профессиональный, но абстрактный политик. Поэтому нетрудно представить, что явит собой утверждение его в высшей государственной
должности. А представив, становится ясным, почему он никогда
ее не займет.
Напротив, очень трудно представить в этой роли генерала
Александра Лебедя. Неясно, чего он хочет и с чем идет во
власть. Те упрощенные реплики и рудиментарные идеи, которые
он нехотя излагает, импонируют публике на фоне словесного водопада, который извергают политики типа Жириновского. Можно
предположить, что такой немногословный типаж входит в моду.
Плюс жесткость, молодцеватость, уверенность в своих силах. То
есть те качества, которые можно безусловно отнести к достоинствам его как мужчины и офицера.
Но вот беда. Всего этого ничтожно мало для политика,
претендующего на высшую власть в стране.
Понятие нравственности вообще, существенно отличается от
понятия нравственности в политике. Каким бы ни был честным и
высоконравственным человек, если он заявляет о своих претензиях на высокий государственный пост и при этом плохо представляет себе, как именно он будет решать наши с вами проблемы, он поступает по отношению к нам безнравственно. И мы уже
сегодня вправе его об этом предупредить.
Если человек всю свою жизнь готовил себя к службе в армии и, как мы знаем, преуспел в этом, но затем, под напором
неких обстоятельств, вдруг посягнул на участие в судьбах миллионов людей, мы вправе усомниться в его порядочности именно,
как политического деятеля.
Разве мы все не являемся вечными заложниками у агрессивной посредственности? Разве беды России не от того, что у
власти во все времена, за редким исключением, находились люди
недалекие и непосвященные? А разве сам генерал Лебедь этого
не знает, чтобы трезво оценить собственные способности и сопоставить их со своими претензиями? А если знает, то для чего
идет во власть? Ради самой власти.
Отсюда и вся цена его благим намерениям, как, впрочем, и
его политической нравственности.
С Геннадием Зюгановым ситуация сложнее. Она запутана пятилетней антикоммунистической риторикой, которую вела наша
постперестроечная власть. Людям пытались внушить, что Зюганов, а также все, что крутится вокруг него с красными знаменами и транспарантами, и есть коммунистическая оппозиция,
рвущаяся к утраченной власти с тем, чтобы восстановить прежние порядки и законы. Нам с поразительно тупой настойчивостью пытаются доказать, что собирающиеся на митинги несчастные старики с перекошенными от злости лицами и есть то
страшное и ужасное, от чего Россия с таким трудом уходит.
(Как будто это не те самые люди, что всего несколько лет назад голосовали за демократов и избрали себе президента России. Других-то не было!)
Предел цинизма: хол ные и сытые государственные начальники, вчерашние товарищи по комсомолу и ЦК КПСС, проведя бездарно и безжалостно политэкономические вивисекции, обвиняют теперь обманутых, разочарованных и несчастных людей в том,
что они якобы хотят отобрать у них власть и вернуть ее себе.
Этим самообманом можно морочить голову и себе, и некоторым московским интеллектуалам, но, видимо, невозможно долго
дурачить всю страну, поэтому очень многие граждане этой страны, насмотревшись на эксперименты новой власти и настрадавшись от нее, решили вернуться к прежнему времени.
А что? У московских монополистов на демократические ощущения стабильность ассоциируется с Ельциным, а для миллионов
людей в остальной России - стабильность ассоциируется с коммунистами и "застоем" (тоже ведь была "стабильность"!) Это
может плохо, но это так. Гарантированная пайка ценится дороже, нежели предполагаемый бифштекс.
Да, для какого-нибудь поэта, личная свобода - самое
главное. Возможность купить билет и улететь в Париж не заменит ему ничто и за это он готов отдать жизнь. Я и сам таков.
Но имею ли я право требовать такого же "высокого миропонимания" от всех прочих людей в России? Моими ли представлениями
должны определяться понятия свободы для шахтеров какой-нибудь
Губахи Пермской области, где месяцами не выдают зарплату и
нечем кормить детей? В советский же период шахтеры были там
самыми уважаемыми и высокооплачиваемыми людьми. Чья здесь
правда-матка?
А какие мысли рождаются в голове, когда видишь разбомбленные города, еще вчера называвшиеся российскими? А гибнущие
жители этих городов, а убитые солдаты-мальчишки? Можно ли было представить все это еще несколько лет назад?
А отторгнутый Крым с исконно русским Севастополем, а Украина в целом, с е Черным морем и Одессой, а Белоруссия, а
Прибалтика...? Все это уже чужое, почему-то к нам неприветливое. Причем без войны, без чьей либо агрессии. Так, кто-то
пошушукался где-то за шкафом и все. Каково это все принять,
если не располагаешь развитым философским мышлением и крепкими нордическими нервами?
Так люди у нас не норманны и тем более не философы. Они
все больше беспокойные, душевные, веселые. Видят - Зюганов!
Ведет себя спокойно, даже достойно, не избегает дискуссий, не
мечет с телеэкранов искр, не говорит откровенные благоглупости, вроде мужик ничего. Подошло время законных выборов. Большинство взяли да и проголосовали за него и за компартию, вот
и делов-то. А как еще бывает при демократии? Или демократия
это только тогда, когда голосуют "в нашу пользу"? Грош цена
такой демократии.
Другое дело, если задаться вопросом: а что будет делать
Геннадий Андреевич дальше, после победы на президентских выборах?
Учитывая, что проблема трансформации государства у Зюганова не могла возникнуть в принципе (зачем ему менять то, что
лучше всего подходит к его представлениям о власти) он будет
пытаться делать прямо обратное тому, что сделали в свое время
"демократы" и Борис Николаевич: поверхностные антипреобразования.
Например, как-то Горбачев, а затем и Ельцин, решили
вместо генсеков стать президентами. И бюрократия спокойно
приняла эту формулу, как наиболее адекватно воспроизводящую
властную вертикаль ЦК КПСС и Политбюро. Теперь Зюганов захочет отменить "чуждый" институт президентства и восстановить
пост генсека. И это тоже будет приветствовать госчиновничество: а какая разница? Суть-то остается прежней.
То есть Зюганов в действительности не стремится изменить суть авторитарной власти. Создать парламентскую республику (о чем он постоянно говорит), ему не позволят существующие государственные институты, сложившиеся экономические
отношения и вся та бюрократия, которая приветствовала в свое
время институт президентства.
Эти последние с их естественным желанием осуществлять
политическое руководство регионами (а на создание экономических рычагов Зюганов не потянет) будут требовать сохранения жесткой иерархии, а значит, сохранения и умножения контрольных органов. На этот случай региональное чиновничество
предусмотрительно обезопасило себя в Совете Федерации, где
федеральным начальством даже не пахнет. Этот безобидный, на
первый взгляд, клубик еще покажет себя, и не только Зюганову. Там ведь ребята все ушлые, тоже в основном из бывших товарищей, аналитики еще те, и законы власти знают не хуже
других, за свою "стабильность" постоят так, что мало не покажется.
Так что Зюганов-президент ничего не даст, кроме некоторого шума и суеты вокруг властных кафедр в Москве. Это будет
драчка посильнее, чем в парламенте, которую мы множество раз
видели по ТВ. Но это не будет ни "хрустальная ночь", ни, тем
более, гражданская война, которой пугают образованного московского обывателя. (Некому и не с кем будет воевать: все
заняты собой и никому ни до кого нет дела. Безвременье - хотя и хуже смуты, в данном случае - лучше.)
Ну, а если Зюганов-президент, ничего не даст, зачем нужен такой Зюганов?
Остается последний кандидат - Григорий Явлинский.
Он заявил о своих претензиях на президентский пост еще в
1993 году, после того, как оказались невостребованы несколько его программ, включая "500 дней", "Согласие на шанс", Договор об Экономическом сообществе и еще что-то. Решение бороться за верховную власть, таким образом, получило у Явлинского достаточно логичную мотивацию: то что он предлагал
руководству, они не принимали, следовательно, реализовать
свои идеи через кого-то - затея бессмысленная.
То есть, Явлинский самостоятельно пришел к той нехитрой
аксиоме, которая утверждает, что только соединение в одном
лице носителя абсолютной власти и автора доктрины реформ -
может породить в России действительного реформатора.
Очень важным в политической практике Явлинского является
то, что он разрабатывал и участвовал непосредственно в прове-
дении экономических реформ в провинции (в Нижнем Новгороде),
решая таким образом вопросы микроэкономики и обретая ценный
опыт по организации хозяйственной жизни города и области.
Вместе с ним пестовалась команда молодых и способных экономистов. Мне трудно судить о той пользе, которую приобрел Нижний Новгород в лице Явлинского, но то, что для самого Григория Алексеевича это была своевременная и качественная школа -
вне сомнения.
Кроме этого, два года Явлинский является руководителем
парламентской фракции, по утверждению специалистов, самой
дисциплинированной и устойчивой. Это, между прочим, характеризует его, как жесткого и последовательного руководителя.
На выборах 17 декабря его движение - "Яблоко" - оказалось единственным из всех организованных демократических сил,
сумевшее попасть в Государственную думу.
Кажется все, если не считать еще нескольких книг по экономике.
Но не только эти вехи в биографии Явлинского убеждают
меня в том, что именно ему из всех рассматриваемых претендентов на президентский пост оказалась бы по плечу историческая миссия по трансформации российского государства.
Главное, он не утратил способности к учебе: свойство
почти не встречающееся среди российских политиков его уровня. Это выражается в том, что уйдя с экономической панели,
на которой несколько лет состязались наши ведущие демократические политики, Явлинский быстрее других стал открывать и
осваивать новые для себя горизонты знаний, и прежде всего
обществоведческие.
Именно преуспевание в этом позволило ему не только удержаться на высокой политической орбите, но даже и выйти в лидеры среди политиков нового поколения.
Поход во власть - дело амбициозное, и ставить это в упрек политику - все равно что обвинять спортсмена в желании
выиграть состязание. Специалисты и коллеги часто упрекают
Явлинского в амбициозности, в нежелании договариваться и
объединяться ради некоего общего "демократического" дела.
Спор о том, справедливы ли эти обвинения, можно оставить в
прошлом: победой на выборах Явлинский доказал, что был прав,
отстаивая идею демократической альтернативы. Теперь, когда
он безусловный лидер демократического движения, вопросы об
амбициозности мы вправе задать его критикам.
Действительно, а что мешает теперь Гайдару, Хакамаде, Б.
Федорову и всем прочим, кто причисляет себя к демократам,
присоединиться к Явлинскому?
Так получилось, что он оказался в настоящее время впереди прочих, в том числе достойных и порядочных. Может, повезло, возможно он такой хитрый, а может, просто образованнее,
трудолюбивее, может еще что, но такой факт. Нет ли смысла
поддержать именно его на предстоящих президентских выборах, учитывая, что Явлинский обладает богатым (может уникальным)
политическим опытом, знает экономику России и мира, умеет
создавать работоспособные коллективы и успешно ими руководить?
В пользу Явлинского есть аргументы и посущественнее. В
своих программах (реализованных частично в Нижнем Новгороде), он последовательно отстаивает идею организации российского рыночного хозяйства с явной переориентацией экономики в
сторону человека-гражданина. В этих политэкономических проектах роль главного экономического субъекта отводится гражданам России, а не государству-монополисту.
Такая переориентация экономических интересов влечет за
собой крупномасштабные политические и социальные изменения,
которые, воспроизводя новую жизнь, неизбежно ставят вопрос и
о новом государстве.
Экономические программы Явлинского потому и были отвергнуты верховной бюрократией, что не оставляли ей места на политической карте страны. Очень чувствительное ко всему, что
касается вопросов сохранения власти, наше кремлевское чиновничество очень предусмотрительно отказалось от услуг молодого реформатора, интуитивно понимая, что его политические
концепции несовместимы с существованием старого государства
и представляют для него (а значит и для всей иерархии) действительную, а не мнимую опасность.
В этом смысле слова Ельцина, будто бы сказанные им в отношении Явлинского: "Пока я здесь кто-то, он не будет никем!" - носят более глубокий и символический смысл, чем это
может показаться.
Ельцин, как, впрочем, до него и Горбачев, оказался не
реформатором, а реаниматором прежней государственной системы, заменив лишь идеологию мифа о социальном равенстве на
нечто неопределнное и безликое. Ничего удивительного или
странного в этом нет, так как нынешний президент, проживший
и добросовестно прослуживший всю свою жизнь под знаменами
КПСС, едва ли готовил себя на роль преобразователя. Его так
называемый "демократический потенциал" базируется на элементарной конъюнктуре и развитой интуиции, но не на более серьезной почве.
В то же время политэкономические воззрения Явлинского,
не могут быть реализованы в отрыве от комплексной и глубинной
трансформации государства. Именно это и делает его действительным, а не абстрактным, сторонником каждого, кто желает
утверждения демократии в России.
Если говорить о той сверхзадаче, которую мы определили,
как трансформацию государства и организацию власти, то она,
помимо определенных знаний и опыта, требует полной самоотдачи и невероятного упорства в достижении цели. Этими качествами может обладать лишь человек - призванный, каким несомненно ощущает себя Явлинский. Вероятно, именно это не нравится многим его критикам, но такое качество не из худших,
когда ставится сверхзадача.
Явлинский из тех немногих в нашей политике людей, для
которых политика - поприще, не жребий, но судьба. В этом
смысле он единственный, из рассматриваемых нами политических
фигур, способный взяться (и призвать других) за начало решения самой ключевой задачи в российской политике на ближайшие
десять-двадцать лет.
* * *
Итак, мы попытались посмотреть на политику и политиков
не с точки зрения абстрактных понятий, коими несомненно являются все математические, прагматические и прочие расчеты в
отношении будущих президентских выборов, но с точки зрения
непосредственного интереса огромной страны и ее граждан.
Этот интерес диктуется прежде всего соответствием государства и его институтов чаяниям и потребностям российских граждан.
Мы видим, как сбросив потрепанный красный кафтан и отбросив коммунистическую риторику, реанимируется (а не реформируется) старое авторитарное государство и его полномочные
институты. Эти обанкротившиеся учреждения не соответствуют
новым формам жизни в России, ежечасно воспроизводят чрезвычайные ситуации и, вместе с ними, старую политическую реальность. И пока это обанкротившееся государство существует, у
России нет шанса выйти на путь демократии и свободы.
Рано или поздно эта задача решится. Россия не должна
войти в двадцать первый век такой, какой была в веке двадцатом. Но эта задача не решится сама собой. А значит, над ее
решением новому поколению стоит поломать голову. Ему и жить в
следующем веке.
Вот почему мы, именно с точки зрения решения этой сверхзадачи, и посмотрели на тот очень короткий ряд политиков,
которые, по-видимому, и составят основную конкуренцию на
предстоящих президентских выборах.
Январь 1996 г.
 продолжение сборника
|
