<= К предыдущей статье | В оглавление | К следующей статье =>

Яблоко России

"Яблоко России" № 17(51) 4 июня 1999 года

Память

На Черной речке

Двадцать лет назад я был студентом первого курса сценарного факультета ВГИКа. На одно из занятий по мастерству кинодраматургии наш мастер Валентина Никиткина пригласила режиссера Марлена Хуциева. Некоторые из нас, конечно, были с ним заочно знакомы по фильмам "Весна на Заречной улице", "Июльский дождь" и "Застава Ильича".

О Марлене Хуциеве, который вел во ВГИКе режиссерско-актерские курсы, ходили легенды. Он мог на собеседовании час-два говорить с кем-нибудь из абитуриентов, безошибочно определяя уникальную личность и талант. Многие его ученики впоследствии составили гордость и славу отечественного кино. Среди них Андрей Тарковский, Андрон Михалков-Кончаловский, Николай Губенко, Станислав Любшин, Марианна Вертинская, Виктория Федорова...

В "Заставе Ильича" он снял в эпизодической роли еще никому неизвестного Владимира Высоцкого. Фильм этот в 60-е годы произвел фурор в кинематографической среде, поражая обилием режиссерских и операторских находок, удивительной пластикой, выразительным киноязыком, игрой малоизвестных актеров, многие из которых были учениками Хуциева.

Валентина Никиткина специально пригласила Хуциева, чтобы продемонстрировать нам уровень профессионального мышления и общения, к которому следует стремиться. Хотя, в сущности, Хуциев рассказал нам об одной сцене своего, увы, так и несостоявшегося фильма об Александре Пушкине.

Марлен Хуциев несколько раз "запускался" на "Мосфильме" с этим фильмом. И каждый раз съемки приостанавливались высокопоставленными вельможами из Министерства культуры, ЦК КПСС и другими кураторами, которые зорко следили за чистотой идеологической "начинки" советского кино.

Накануне 180-летия поэта, объяснил нам Марлен Хуциев, фильм ему не дали снимать потому, что на роль Пушкина он утвердил никому неизвестного молодого актера из провинциальной глубинки. Ему навязывали других актеров на эту роль, а он хотел снимать того, кого сам выбрал и видел в образе поэта...

Меня тогда поразило в рассказе Хуциева то, как в его воображении были откристаллизованы практически все сцены будущего фильма. В мельчайших подробностях и нюансах! Хуциев так живо, в деталях, рассказал нам о сцене дуэли Пушкина с Дантесом, словно она происходила на наших глазах.

Мы видели, как Пушкин, по сигналу секундантов, стремительным шагом подошел к барьеру, взвел курок пистолета, вытянул руку и взял на мушку приближающегося к барьеру противника. И Дантес, еще не подойдя к барьеру, видел прищуренный взгляд Пушкина и дуло нацеленного на него пистолета. И он знал, что Пушкин не промахнется. Пушкин был классным стрелком и постоянно тренировался в стрельбе - это было широко известно. И тогда Дантес "сыграл на опережение" - выстрелил, не доходя до барьера, что правилами дуэли не запрещалось, выстрелил на ходу, не выпрямленной рукой, а согнутой в локте. Пуля, как известно, угодила Пушкину в живот...

Поэт, пошатнувшись, рухнул на колени, уткнулся лицом в снег. К нему бросились секунданты. Но он нашел в себе силы приподняться, смахнул с лица снег и, отстранив секундантов, глухо произнес: "Выстрел за мной!.." Затем - Дантесу: "К барьеру, сударь!".

И Дантес встал неподвижно боком к барьеру, подняв вверх дулом пистолет к плечу, как и предусматривалось правилами дуэли. И видел, как Пушкин, морщась от боли, снова берет его на мушку. И он, подавляя страх, смотрел своей смерти в лицо...

После такого ранения в живот, которое получил Пушкин, как утверждают специалисты, не каждый человек мог бы подняться. Но Пушкин был физически очень крепким человеком и достаточно натренированным атлетом. Он смог не только приподняться, но и прицельно выстрелить в соперника.

- Ах, промахнулся! - крикнул он, с досады отшвырнув пистолет в сугроб.

Хуциев верил версии, что Пушкин не промахнулся. Дантеса спас офицерский мундир, от пуговицы которого пуля просто отрикошетила...

Кто-то из моих однокурсников высказал предположение, что под мундиром у Дантеса якобы было надето что-то вроде бронежилета. Хуциев объяснил, что в пушкинскую эпоху понятие офицерской чести ценилось настолько высоко, что Дантес не мог даже помыслить о подобной предосторожности. Режиссер сказал это так, что мы поверили тому, что в 1837 году понятие офицерской чести значило очень многое. Дантес тогда обесчестил бы не только себя, но и всю Францию... Другие были времена, другие нравы...

В 1989 году, оказавшись в Ленинграде, я встретился со своим однокурсником Николаем Винокуровым. Он жил недалеко от станции метро "Черная речка". Мы, вспомнив студенческие годы, рассказ Марлена Хуциева, решили побывать на месте дуэли Пушкина, которое уже давно находилось в черте города.

Стоял довольно прохладный сентябрьский вечер. Метался ветер. В маленьком сквере горели фонари. Опадала листва, оголялись ветви деревьев и кустарников.У бюста - свежие цветы. Рядом - ни одной живой души. Только мчались мимо автомобили, не замедляя скорости...

Виталий Попов


<= К предыдущей статье | В оглавление | К следующей статье =>