То,
что собрано под одной обложкой, я не рискну назвать
книгой. Тем более книгой о Крайнем Севере, о котором
вообще нелегко писать, еще труднее думать, и уж совсем
непросто совмещать одно с другим. Я оказался на Чукотке
не волей обстоятельств, не случайно и не по недоразумению.
Этого требовал замысел будущего повествования, в котором
Северу как "действующему лицу", отводилась
роль не большая, чем внешнего оформления событий более
существенных. Однако, Север настолько вторгся в замысел,
что стал доминировать в нем, и мне с трудом удавалось
(и не известно, удалось ли) удерживать себя, чтобы следовать
задуманному. Пробыв на Чукотке чуть больше двух месяцев
и притащив оттуда целый ворох записей, набросков, документов,
не говоря уже о впечатлениях, я оказался в положении
кладоискателя-кустаря, который в поисках кувшина с монетами
набрел на захоронение Чингисхана. Глядя на кипу бумаг,
я не знал, что с ними делать.
Когда
я отчаялся и уже было отложил затею, мне подсказали
выход: собрать отосланные с Чукотки письма и как есть
опубликовать, добавив немного документальных материалов,
"для апперцепции", как выразился мой друг.
Теперь мне предстояло собрать письма, что оказалось
не проще, чем их написать.
Больше
всего писем я отослал в Париж. Вероника Г. в свое время
работала журналисткой в Москве, прекрасно знает русский
и еще лучше нашу историю - предмет ее профессиональной
деятельности. Другие адресаты - это преподаватель философии
из Казани; петербургский художник; искусствовед и теоретик
театра, проживающий в Москве; литературовед из Пскова,
а также учительница русского языка и литературы из Торжокского
педучилища.
Кроме
них, я написал два больших письма своему другу Г., известному
политику. Все попытки заполучить эти письма или хотя
бы их копии закончились безрезультатно. Говорит, письма
бесценны и он всегда носит их в кармане, не помнит только
в каком. Скорее всего они утеряны. Не вернула мне три
письма и одна милая особа, хотя я грозил ей разрывом
тех отношений, которые и составляют основной предмет
моих к ней посланий. В результате нет ни писем, ни отношений.
Таким образом, читатели ничего не узнают ни о моих политических
воззрениях, ни о сердечных переживаниях. Надеюсь, это
не окажется единственным достоинством повествования.
