Юрий Щекочихин любил дни рождения так, как их любят те, кого он любил, и кто не раз бывал у него в гостях в Переделкино.

К первому дню рождения Щекочихина без него, когда все равно в его доме собрались друзья, "Новая газета" выпустила книгу произведений Щекочихина и воспоминаний о нем.

Это не книга памяти с пафосом и сдерживаемой слезой. Это книга - о живом и любимом человеке, сделанная как бы на живую нитку. Когда еще болит и когда еще по живому. В как бы торопливом и необязательном названии "Юрий Щекочихин. С любовью", в черно-белой обложке есть что-то похожее на автора, который не любил официоза, но всегда четко знал, где черное, а где белое. А "С любовью" - это он так к нам, читателям, всю жизнь, теперь - ему от друзей, и от всех нас.

Друзья чаще всего называли его "Щекоч". Так захочется его называть даже тем, кто не был с ним знаком, но, прочитав книжку, ощутит свою причастность к герою и его времени. Потому что щекочихинские интонации, байки, смешные истории, не раз звучавшие за столом, и тут же происходившие, вовлекут в то особое поле притяжения, которое возникало вокруг Щекочихина. Будет смешно до слез и грустно. У тех, кто прочтет воспоминания Владимира Лукина, Евгения Бунимовича, Юрия Карякина, Андрея Битова, Юрия Давыдова, Светланы Кармалита, Алексея Германа и многих других, возникнет ощущение, что и я там был, мед-пиво пил.

Книга, несмотря на внушительный объем, мгновенно прочитывается. "Откроешь на любой странице - и читаешь до конца". Составители книги - Олег Хлебников и Константин Щекочихин. Один - испытанный друг и коллега, второй - сын писателя. Они точно угадали интонацию книги, задали ее.

Первая часть издания - очерки Щекочихина. Все названия начинаются со слова "однажды": "Однажды я жил в стране чудес", "Однажды меня делали агентом КГБ", "Однажды я так и не увидел Ленина", "Однажды я стал знаменитым" и прочее в таком же духе. Подход вполне щекочихинский. Вроде бы и все серьезно ("Однажды я был в осажденном Вильнюсе", "Однажды я был заложником"), но во всем чувствуется характерная щекочихинская усмешка: вот ведь как делается история.

Получается этакая смесь эпоса и лиризма, которого Щекочихин, в отличие от своих коллег и ровесников, так и не научился стесняться. В этом - его стиль. И не только литературный. В этом стиль той жизни, которая кончится, как только уйдут его носители. Такое не передается. Это благородное неумение жить в пошлом сегодняшнем варианте, рождающее иронию - не литературный троп, а некая жизненная ось, позволяющая безошибочно определять, что важно в жизни, а что нет. Исходя из этого понимания Щекочихин и жил. В очерках, начинающихся с "Однажды...", - об этом.

Это не просто документальные повествования. Исторические детали, имена, важные и значительные сегодня для нас, со временем спрессуются, поблекнут. Но читаться все это будет по-прежнему, потому что историческая фактура - не главное в его очерках. Важнее авторское отношение к жизни. Не в смысле профессионально-журналистском, а в смысле высоком, личностном и масштабном.

О личности - во всех смыслах - во второй части книги "Однажды мы были". Это воспоминания друзей Юрия Щекочихина. Он объединил всех: обремененных славой, годами, должностями и 9-летнего мальчика Юры Пигача, тоже друга и автора "Новой газеты". Его воспоминания начинаются словами: "С дядей Юрой я знаком пять лет. На него всегда можно было положиться".

"Однажды мы были" - хорошее название, емкое. Были хорошие люди, любили встречаться, пили, разговаривали, валяли дурака, помогали друг другу… Этакая модель общества, которое все эти люди хотели построить для себя и для других, чтобы все так жили. Однажды попробовали. Казалось, что получилось. Но недолго. Потому ли, что "уходят, уходят, уходят друзья. Одни в никуда, другие - в князья". Или еще почему. Прошедшее время в названии - очень уместно.

Предпоследний очерк Щекочихина в книге называется "Однажды мы потеряли друг друга". Это - в память о Юрии Давыдове, замечательном писателе, который воевал, сидел - знал русскую историю изнутри. Всего-то страничка текста, но как лихо, без назиданий, с оценкой событий, как бы отстраненной. А потому еще более значимой:

"У каждого человека должен быть старший друг.

У нас его не стало.

Не могу понять, куда при Путине делась интеллигенция. Молодые ребята не могут вырастать на "Щите и мече".

Юрий воевал, потом семь лет сидел в лагерях, но ни разу в жизни не сказал мне о том, как было плохо на войне и в лагере".

Вот так - в двух словах - Щекочихин говорил о многом.

И как ответ на вечный вопрос о том, что такое интеллигентность, подойдет этот очерк.

"Однажды мы потеряли друг друга" звучит так:

"Юра, мне тебя не хватает сегодня.

Что у нас было за этот год, пока тебя нет с нами?

Может быть, главное событие - "Норд-Ост".

Ты бы гордился ребятами из "Новой газеты", которые были там с рассвета и до ночи.

Ты был бы счастлив, что за время твоего отсутствия на земле нас никто не предал.

Ты бы снова понял, что живо Переделкино, несмотря на то, что санаторий для детишек отдали бандитам.

У нас появились новые ребята, и мы горды тем, что они есть.

Нам тебя не хватает. Уже год ты без нас".

Казалось бы, чего еще? В этом - весь Щекочихин: и хоть бандиты в силе, но "на земле нас никто не предал".

Последняя фраза - мгновенное стряхивание элегических нот. И серьезное, и ироническое требование: "А я без тебя кричу, плачу, говорю Президенту Путину: "Верните России интеллигенцию".

Это - хорошая книга.

Щекочихин еще раз собрал своих.

Татьяна МОРОЗОВА
28.06.2004

[ Вернуться на главную страницу ]