15 декабря 2020
Сайт Григория Явлинского

Пандемия и политика

За последние полгода появилось множество разнообразных прогнозов того, куда теперь будет двигаться мир, как он будет меняться. Если выделить общее, то можно резюмировать, что мир в перспективе ближайших нескольких лет будет более разобщенным и более стратифицированным по разным критериям, тогда как экономическая и политическая власть будет еще больше сконцентрирована в руках наиболее успешных и привилегированных групп. И это, по всей видимости, касается как миропорядка в целом, так и внутренней структуры составляющих его обществ. 

ПОЛИТИЧЕСКАЯ ЭНТРОПИЯ
Цифровые технологии и глобализация беспорядка

Первое. Практически все прогнозируют торможение, а в некоторых важных аспектах и обращение вспять процесса формирования глобальной экономической системы, в рамках которого роль трансграничных потоков продуктов и ресурсов росла, а национальных суверенитетов ослабевала (См. «Об экономике новой эпохи») .

Откат стал очевиден задолго до эпидемии коронавируса, прихода к власти Трампа, миграционного кризиса в Западной Европе, «брекзита» и многих других знаковых событий последних пяти лет. Эпоха глобального политического господства крупных транснациональных компаний, с которыми одни связывали надежды, а другие — нешуточные страхи, так и не наступила.

Последние полгода не только не изменили ситуацию в этом отношении, но, наоборот, обещают ускорить наметившуюся тенденцию.

В развитых странах поощряется коррекция транснациональных хозяйственных цепочек — как минимум с исключением из них Китая, а как максимум с наиболее полной локализацией внутри одной страны или в замкнутой узкой группе стран. В США и Японии уже принимаются дополнительные ограничения для иностранных инвесторов и специалистов. Есть все основания полагать, что ситуация и дальше будет развиваться в том же ключе. 

Лондон, июнь 2020 (AP Foto/Matt Dunham)


Сегодня в этом направлении активно действуют силы, выступающие за принудительный «развод» (decoupling) американского (и вообще западного) и китайского бизнеса; за «ресуверенизацию» торговой и инвестиционной политики; за деофшоризацию национального бизнеса и возврат деловой активности преимущественно в «свои» юрисдикции. Конечно, это не означает, что на пути товаров и технологий будут возводиться непреодолимые барьеры, а транснациональные формы бизнеса начнут сворачиваться. Однако темпы того процесса, который принято называть экономической глобализацией, как минимум существенно замедлятся. И произойдет это уже потому, что дальнейший прогресс глобализации невозможен без каких-либо форм наднационального многостороннего регулирования, а его сторонники практически повсеместно утрачивают политическое влияние.

При этом бо́льшая обособленность, по-видимому, будет проявляться и в политической сфере. Меньшая степень координации стран Запада вряд ли связана исключительно с личными особенностями нынешнего поколения государственных лидеров. Трения между военно-политическими союзниками явно обнажают возросший дефицит взаимного доверия, а он едва ли сменится всеобщим стремлением к единению, даже если с политической сцены уйдут Дональд Трамп, Ангела Меркель, Эммануэль Макрон, Борис Джонсон и Синдзо Абэ. Недоверие коренится глубже — на уровне эволюции общественного мнения, которое с готовностью откликнулось на популистскую и националистическую риторику.

Это делает невозможным и так называемую «новую биполярность» — формирование в мире двух противостоящих друг другу лагерей, объединенных вокруг, соответственно, США и КНР. Это противостояние представляет собой не соревнование полюсов, как это было во времена СССР: сегодня нет борьбы идеологий, а у Китая нет сфер влияния и союзников (разве что КНДР). Это борьба за смену лидерства. США полагают, что Китай стремится занять их место в мировой экономической и со временем технологической табели о рангах.

Поэтому возникающая в реальности картина намного более пестрая и подвижная. И COVID-19 тут тоже оказался в русле новой реальности: реакция правительств на пандемию и связанные с ней угрозы — как реальные, так и мифические — объективно еще более отдалила мир от простой двухполюсной модели.

Второе. При этом внутри каждой страны роль государств и правительств ощутимо возросла (в особенности в России), хотя бы в силу объективной необходимости усилить централизацию управления в период острой и очевидной угрозы здоровью и жизни населения — даже если реальные масштабы и природа этой угрозы до конца никому не понятны (а возможно, именно в силу этого обстоятельства). В этих условиях на какое-то время ослабевает и инстинктивное желание населения сопротивляться ужесточению контроля (См. «О политических системах новой эпохи»).

Конечно, все так называемые локдауны, затронувшие в основном частную, а не государственную хозяйственную и социальную активность, были сугубо временным явлением и не претендовали на то, чтобы стать частью некой новой нормальности. Однако информационно-коммуникационные сферы и услуги, в большей мере поддающиеся контролю сверху, занимают особое место в общем векторе этих изменений. Достаточно сказать, что интернет, который еще относительно недавно казался чуть ли не царством ничем не ограниченной индивидуальной свободы, оказывается средством манипулирования общественным сознанием, едва ли не в разы более мощным, чем когда-то традиционные печатные СМИ, считавшиеся очень уязвимыми для административного контроля. Более того, благодаря установлению правил и преференций для отдельных субъектов информационно-коммуникационной сферы новые инструменты государственного наблюдения и контроля становятся особенно эффективными (См. «Информационная охлократия»).

Мировые лидеры на саммите G7 в Шарлевуа, Канада, июнь 2018 (Jesco Denzel/AP)

Еще более существенные последствия, по всей видимости, будет иметь нарастающий эффект масштаба в результате все более широкого использования цифровых платформ — как для организации различных новых форм деятельности, так и для контроля за ними. Уже сегодня цифровые платформы для бизнеса и частной коммуникации оказались легко поддающимися концентрации в руках группы олигополистов не только национального, но и глобального порядка. Речь идет о сосредоточении критически важных цифровых активов (наряду с возможностями и знаниями) в руках ограниченного числа людей, бизнесов или государств. Это может привести, во-первых, к нерыночному, но политическому механизму ценообразования и отсутствию объективного надзора, а во-вторых, к цифровому неравенству — фрагментированному неравному доступу к критически важным цифровым сетям и технологиям (как между странами, так и внутри них) вследствие неравных возможностей инвестирования, нехватки необходимых профессиональных квалификаций, недостаточной покупательной способности или правительственных ограничений.

Обеспечивая мгновенный доступ к многомиллионной аудитории потенциальных и реальных потребителей, эти платформы дают колоссальный выигрыш своим владельцам и эффективно блокируют механизмы рыночной конкуренции (во всяком случае в ее привычных формах и масштабах). Это затрудняет доступ на рынок новых игроков не только в своей, но и во многих сопряженных сферах.

Ситуация усугубляется еще и тем, что большие цифровые платформы способны не просто предоставлять своим контрагентам технические возможности и услуги, но и взаимодействовать с ними в этом процессе, собирать о них разнообразную информацию и во многом определять их будущие действия. Хотя сбор информации о потребителях и программирование их потребления — явление само по себе не новое, потрясающий воображение рост технических возможностей хранения и обработки больших массивов информации сделал эти платформы мощнейшим экономическим актором.

Художник: Nicholas Ortega

Третье. Более того, финансовые, организационные и информационные возможности этих информационно-коммуникационных суперкорпораций потенциально делают их важнейшим политическим игроком. При этом их олигопольное, а в некоторых сегментах и почти монопольное положение становится особенно значимым с точки зрения потенциальных последствий для общества.

Влияние эпидемии коронавируса и здесь нельзя считать нейтральным. С одной стороны, пандемия дала возможность правительствам и агентам цифровой экономики практически без сопротивления увеличить объемы собираемой информации о населении через внедрение цифровых технологий в новые области и в новых масштабах, объясняя это мерами, необходимыми для понимания природы эпидемии, ее сдерживания и последующей профилактики. С другой стороны, пандемия притормозила попытки ограничить монополизацию этой сферы группой крупнейших игроков с помощью административного сдерживания и иных форм общественного вмешательства в их деятельность. Итогом, несомненно, будет дальнейшая концентрация информационных возможностей в руках ограниченного круга акторов — избранных частных корпораций, государственных ведомств и конкретных физических лиц, — и все это на фоне растущей непрозрачности условий и масштабов использования информационных технологий.

И хотя страхи получения этими акторами неограниченной экономической и политической власти на данном историческом этапе кажутся преувеличенными и избыточными, тенденция к такой концентрации существует и должна ясно осознаваться, равно как и вытекающие из нее последствия для общества.

 

Скульптура «Атакующий бык» в маске на Уолл-cтрит, Нью-Йорк, 2020 год


Четвертое. Анализируя международный опыт последнего полугодия, можно наблюдать усиление расслоения как глобального сообщества в целом, так и отдельных национальных обществ.

Один из аспектов этого расслоения, хозяйственный и имущественный, связан с влиянием на мировую экономику рецессии, вызванной пандемией. Эта рецессия обещает быть более глубокой и длительной, чем так называемая Великая рецессия — финансово-экономический кризис 2008–2009 годов1.

Получивший новый сильный толчок структурный сдвиг в сторону интернет-экономики (которая, как было отмечено выше, по своей природе является более концентрированной и дифференцированной с точки зрения размеров и устойчивости доходов) также привел к росту неравенства индивидуальных возможностей. И это касается не только неравенства возможностей извлечения доходов, но и, что важно, неравенства в социальной и профессиональной адаптации, в обеспечении стабильности своего положения, в защищенности от негативных воздействий внешней среды и пр. И хотя речь пока не идет о возникновении новых замкнутых каст, новые социальные перегородки, пусть и неформальные, в обществе все же возникают. 

Если в конце ХХ века общий тренд заключался в признании прав всякого рода непривилегированных сегментов и меньшинств и постановке задачи их интеграции в единое общество с общими для всех правилами, то в последние годы наблюдается иной процесс: растет популярность идей и практик своего рода социального инжиниринга — попыток обеспечить стабильную среду для правящих элит путем управления поведением социальных групп в рамках иерархической системы. Другими словами, людям предоставляется возможность конкурировать внутри общества путем взаимодействия большого количества малых групп, сформированных вокруг отдельных специфических интересов, в то время как задачу формулирования общих интересов и их внедрения в коллективное сознание берет на себя самоназначенная квазиэлита при помощи обслуживающих ее социальных технологов.

Пятое. Это принципиально иная модель политического устройства, в которой основные элементы прежней идеальной модели (конкурирующие на выборах политические партии, отражающие различные идеологические концепты и интересы крупных групп; формирование власти на основе баланса интересов; разделение властных полномочий между разными центрами власти в целях недопущения ее узурпации) выполняют второстепенные функции и уже не срабатывают в принципиально важных моментах. 

Внешне это выглядит как политическая деградация, охватывающая все новые страны на фоне коронавирусного вызова. Однако происходящее вполне может оказаться отражением процесса утверждения новой политической системы в ряде ведущих государств — системы, которая основывается на непрозрачном контроле над обществом при помощи новых цифровых, коммуникационных и социальных технологий.

Новая система пока еще нигде не существует в полном и очевидном виде, однако ее контуры уже наметились. Борьба правительств с пандемией коронавируса только усугубила кризисные явления в прежней политической системе, и в ближайшие годы нам предстоит увидеть немало сюжетов на тему трансформации политики. 

ПОЛИТИЧЕСКАЯ ЭНТРОПИЯ
Цифровые технологии и глобализация беспорядка

Автор

Явлинский Григорий Алексеевич

Председатель Федерального политического комитета партии «ЯБЛОКО», вице-президент Либерального интернационала. Доктор экономических наук, профессор НИУ Высшая школа экономики

Материалы в разделах «Публикации» и «Блоги» являются личной позицией их авторов (кроме случаев, когда текст содержит специальную оговорку о том, что это официальная позиция партии).

Статьи по теме: Политическая энтропия. Цифровые технологии и глобализация беспорядка


Итоговая статья Григория Явлинского из цикла "Политическая энтропия"
28 декабря 2020
Пятая статья Григория Явлинского из цикла "Политическая энтропия"
18 декабря 2020
Третья статья цикла Григория Явлинского "Политическая энтропия"
09 декабря 2020
Все статьи по теме: Политическая энтропия. Цифровые технологии и глобализация беспорядка