Анатолий Голов: «Если вы не ходите на выборы – вы эмигранты. Вы еще не уехали, но это уже не ваша страна»

16 августа отмечает 75-летний юбилей член федерального Бюро партии, сопредседатель Союза потребителей России Анатолий Голов. Он в «Яблоке» с самого его основания. С 1993 по 1999 год был депутатом Госдумы, участвовал в написании проекта Трудового кодекса. Одним из главных дел жизни Голова стала защита прав потребителей.

В преддверии юбилея мы поговорили с Анатолием Головым об идеалистах в политике, о Госдуме тех времен, когда споры и дискуссии в ней были нормальным делом, и о том, почему политические права начинаются с умения отстаивать свои права в повседневной жизни.

Анатолий Голов. Фото: пресс-служба партии

- Нынешний председатель партии «Яблоко» Николай Рыбаков, когда его спрашивают, как он пришел в политику, всегда вспоминает вас и говорит, что начал заниматься политикой по призыву Анатолия Голова. Как Вы сами, выпускник мехмата Ленинградского университета, сотрудник ленинградских вузов, переключились на политическую деятельность?

Могу честно абсолютно сказать, что 40 лет после рождения я не занимался никакой политикой. Родился сразу после войны и до Перестройки был далек от политики. Реально в Советском Союзе политики просто не было. Была одна партия как способ карьерного роста. Я не состоял в этой партии, но и диссидентом не был. Участвовал в студенческие годы в некоторых кружках. В 1980-е годы активно занимался общественной работой, был организатором школы «Основы управления наукой и производством» в обществе «Знание» в Ленинграде. И контактировал с очень многими людьми, которые тогда искали определенные решения, в частности, с Чубайсом, Илларионовым, многими другими питерскими экономистами и просто молодыми ребятами. И, соответственно, был одним из тех, кто первым пришел в ленинградский клуб «Перестройка».

Помню первую дискуссию – «План или рынок». Советский план нас задушил. Все ходили в одинаковых пальто, одинаковых туфлях, одинаковых рубашках – все было одинаковым, потому что никакого рынка не было. Я в то время работал в Инженерно-экономическом институте, был соискателем по кафедре управления и четко видел, что в том социализме, который был построен в Советском Союзе, не было обратной связи между нами, потребителями, и теми, кто производит.

1987 год – клуб «Перестройка». Стало понятно, что уже можно говорить, обсуждать что-то. 1988 год – «Народный фронт». 1989 год – выборы в народные депутаты СССР. Я тогда уже работал в университете и был выдвинут двумя факультетами. Но меня даже не допустили до конференции трудового коллектива. Тогда был многоступенчатый фильтр. Партком меня как одного из лидеров «Народного фронта» не допустил. А в 1990-ом я уже был избран депутатом Ленсовета.

И вот с тех пор активно занимаюсь политикой. Потому что многое в том, что было в советское время, меня не устраивало. Я повторяю, ключевой момент – это отсутствие обратной связи между потребностями людей и экономикой в первую очередь. На самом деле, и политикой тоже. К сожалению, сейчас мы сделали такой громадный круг по спирали. И на другом уровне вышли на те же проблемы:

нет обратной связи между людьми и политикой. И, на мой взгляд, «Яблоко» – это как раз механизм такой обратной связи.

Мы представляем громадное количество людей в нашей стране, в первую очередь тех, кто недоволен политической ситуацией, преследованием политических активистов, наличием политзаключенных. Но мы критикуем политику власти и в сфере экономики.

- Кто тогда, в конце 1980-х – начале 1990-х, шел в политику?

Конечно, в первую очередь в политику пошла так называемая научно-техническая интеллигенция. Это были люди с образованием в сфере точных наук и вообще из науки, которые привыкли анализировать те или иные проблемы. И такой же анализ проделывали в сфере политики. К сожалению, у нас не было никакого опыта. Кроме марксистко-ленинской философии, никто ничего не знал. Никакого западного опыта не было.

Вот я стал социал-демократом, читая критику социал-демократии в учебнике марксизма-ленинизма. Я понял, что мне подход социал-демократов «свобода, справедливость, солидарность» ближе всего. Свобода и справедливость – понятия, на мой взгляд, антагонистические. Бескрайняя свобода – это полное отсутствие справедливости. Бескрайняя справедливость – это полное отсутствие свободы. Нужен баланс для каждого исторического момента, который достигается именно с помощью солидарности.

И я стал социал-демократом. В 1989 году я уже участвовал в создании Социал-демократической ассоциации СССР, в 1990-ом – в создании Социал-демократической партии России, а в 1993-ем совершенно неожиданно для себя стал председателем этой партии. И вот так вошел в федеральную политику.

- Нет у вас ощущения, что те люди, которые приходили в политику тогда, в 1980-е, были в каком-то смысле идеалистами, в отличие от тех, кто сегодня идет?

Конечно. Понимаете, начало 1990-х годов – это действительно открытие широкого спектра возможностей для людей. Тогда появилась возможность заниматься бизнесом. И люди практичные ринулись в бизнес в первую очередь. Ведь один из самых серьезных недостатков советской власти был в том, что она очень жестко ограничивала возможность самореализации для людей. Начало 1990-х открыло как раз такие возможности, и люди рванули каждый в своем направлении. Те, у кого были не очень хорошие намерения, пошли в бандиты. Те, кто был предпринимателем, ринулся создавать новый рынок. А идеалисты стали строить новое общество. Я шучу, что пока мы строили воздушные замки, прагматики строили реальные. Каждый делал свое дело. (Смеется)

Анатолий Голов и Николай Рыбаков. Фото Владимира Верховых

- А сегодня есть такие идеалисты, которые идут в политику?

На мой взгляд, есть. Прагматики в политике тоже есть. Они идут в «Единую Россию». Люди чуть-чуть более брезгливые идут в «Справедливую Россию». Правда, теперь и таким туда вряд ли стоит идти после их объединения с Прилепиным и подобными. Самые циники идут в ЛДПР. А идеалисты идут в ряд других партий. Я считаю, что КПРФ – это все-таки идеологическая партия. И туда идет целый ряд либо идеалистов, либо людей, которые ностальгируют по Советскому Союзу. Причем, нынешняя молодежь, которая ностальгирует по тому, чего она не видела, просто плохо представляет, что тогда было. А самые настоящие идеалисты идут в «Яблоко».

- 1990-е были временем появления новых партий. Вы участвовали в создании одной из них – Социал-демократической, как Вы уже сказали. И именно в составе этой партии Вы в 1993 году приняли участие в создании нового избирательного блока «Явлинский-Болдырев-Лукин». Чего Вы тогда ожидали от этого?

Да, в 1993 году в мае я стал председателем Социал-демократической партии России, приехал в Москву. Ни денег, ни связей. Роспуск Верховного совета, расстрел Белого дома, объявление парламентских выборов. Партия была к ним абсолютно не готова. И мы начали думать, как идти на эти выборы. Было три предложения вступить в разные блоки. Это были Иванов и Гдлян, следователи, известные в Советском Союзе. «Хлопковое дело» и так далее. Которые говорили: «Борьба с коррупцией. Давайте с нами».

Второе предложение было от Шахрая («Партия регионов»): «Регионы – это всё. Давайте с нами». Третье предложение появилось с подачи Виктора Леонидовича Шейниса.

К нам пришел Григорий Явлинский, которого я лично не знал, но знал его программу «500 дней». Там было, с чем спорить, но там было, с чем спорить. Понимаете? А у всех остальных даже и спорить было не с чем.

И был серьезный разговор об экономике. А экономика – это мотор нашей жизни. Если мотор не работает, сколько ни стучи по колесам и ни протирай фары, машина не поедет. Поэтому наша партия выбрала именно блок «Явлинский-Болдырев-Лукин». В основе его лежали три партии: Социал-демократическая, Республиканская и Христианско-демократический союз. И возглавляли его три лидера: Явлинский, Болдырев и Лукин.

Вот так мы пошли на выборы в 1993 году. Помню бессонные ночи, когда мы собирали подписи, готовили документы. Надо сказать честно – выборы 1993-го и 1995-го годов в Государственную Думу были самыми чистыми. Не было административного ресурса, и практически ни у кого не было денег. Поэтому деньги не играли решающей роли.

С 1996 года (мы все прекрасно знаем) административный ресурс и деньги стали играть колоссальную роль. И тем, у кого нет ни первого, ни второго, приходится очень трудно. Вот, в частности, «Яблоку» приходится делать все самим. Что можем, то и делаем.

Анатолий Голов. Фото: пресс-служба партии

- Чем Вы занимались в Госдуме, когда стали депутатом?

Как нормальный социал-демократ, я пошел в Комитет по труду и социальной политике и занимался вопросами труда, в первую очередь. Потому что, к сожалению, в 1990-е годы преобладающей мечтой у наших людей стала знаменитая фраза Лёни Голубкова: «Я сижу, а денежки идут». Все хотели стать рантье. Никто не хотел работать. А я прекрасно понимал, что все создается трудом человека. И защита человека труда, обеспечение нормальной, достойной жизни – это ключевой момент. Неслучайно наша первая (точнее, блока «Явлинский-Болдырев-Лукин») называлась «Реформы для большинства». Задача была – запустить экономику так, чтобы каждый работоспособный человек мог заработать себе и своей семье на достойную жизнь.

- Но Вы занимались и разработкой конкретных законопроектов.

Да, конечно. Один из законопроектов, который, на мой взгляд, сыграл серьезную роль, касался минимального размера оплаты труда. Тогда его только ввели. И многие депутаты обрадовались: «Мы сейчас начнем все измерять в МРОТах!» Знаете, был такой мультфильм «47 попугаев». Вот если измерять в попугаях или мротах, то невозможно менять мрот. Понимаете, когда к мроту привязали всё – штрафы, пособия и тому подобное, он стал единицей измерения и стал, как метр, храниться в Палате мер и весов. А инфляция была достаточно значительной, и надо было менять мрот. Вот тогда мы подготовили законопроект, который позднее стал законом, где минимальный размер оплаты труда был оторван от размера всех остальных платежей, штрафов и тому подобного.

Тогда мы еще считали, что минимальный размер оплаты труда должен обеспечивать достойную жизнь человеку, причем, как в нормальных странах, это примерно 2,5 прожиточных минимума. К сожалению, мы продолжаем борьбу за это. Потому что, хотя мрот, наконец-то, говорят, сравнялся с прожиточным минимумом, но назвать это достойной жизнью невозможно. То, что у нас называется прожиточным минимумом, на самом деле является чертой нищеты. Я бы очень хотел, чтобы наш президент и вся Государственная Дума хотя бы месяц пожили на тот самый прожиточный минимум, получали бы мрот и попробовали на него прожить.

- Я знаю, что Вы много работали над трудовым законодательством. Что предлагало «Яблоко» в этой сфере?

У нас во фракции был подготовлен проект Трудового кодекса, довольно-таки сильно отличающийся от того, что было принято потом. Проектов было несколько, и была достаточно серьезная борьба. К сожалению, не все, что мы тогда предлагали, удалось отстоять. В частности, мы отстаивали интересы профсоюзов. Потому что государство в какой-то момент взяло и забрало у профсоюзов все функции контроля, сказало: «Я, государство, буду контролировать трудовые отношения гораздо лучше». Вот самый слабый государственный контрольный орган – это Рострудинспекция. Я не слышал ни о каких ее подвигах, чтобы она где-то всерьез защитила кого-то из работников. Государство лишило профсоюз основного инструмента и оставило работника практически беззащитным.

- Что Вы называете основным инструментом профсоюзов?

Это, во-первых, контроль за соблюдением трудового законодательства. Во-вторых, это заключение коллективных договоров и возможность проведения забастовок. Причем забастовки – это тот самый инструмент, угроза применения которого сильнее исполнения. Работник один на один против работодателя не может бороться, потому что это неравноправные партнеры. Работодатель всегда сильнее. Это так же, как потребитель и продавец. Неслучайно закон о защите прав потребителей (я занимаюсь еще и этим) стоит на стороне потребителя. И, на мой взгляд, в трудовых отношениях именно профсоюзы играют такую роль. А государство сделало все, чтобы оставить работника один на один с работодателем и фактически свести его права к минимуму.

В частности, первоначально нам удалось отстоять закон о порядке разрешения коллективных трудовых споров, автором которого я был, и он действовал параллельно с новой редакцией кодекса. Но потом и он был отменен, и фактически провести легальную забастовку работникам сейчас невозможно. А зачем нужны забастовки? Чтобы заставить работодателя сесть за стол переговоров и заключить коллективный трудовой договор. У нас же работодатель делает все, что хочет, и государство стоит на его стороне.

Анатолий Голов. Фото: пресс-служба партии

- Что вообще представляла собой Госдума в 1990-е годы?

В 1990-е годы Дума была местом для дискуссий, и очень ожесточенных дискуссий. Причем, спектр этих дискуссий был очень широкий. Они подчас носили идеологический характер. Например, когда я разработал законопроект об объединениях работодателей, резко против выступили коммунисты. Они говорили: «Ладно, мы понимаем – профсоюзы и объединения работников, но зачем объединения работодателей? Чего это вы помогаете им объединиться?» А коллективный договор нужен не только на уровне предприятия. Он нужен и на уровне отраслей. Нужны отраслевые соглашения. А с кем заключать? Если нет объединения работодателей, то отраслевой профсоюз не имеет партнера для заключения договоров. И поэтому нужен был такой закон.

Удалось убедить в конце концов коммунистов. Но споры были очень жесткие по очень широкому кругу вопросов. Все 1990-е годы было так. С началом 2000-х ситуация изменилась. Хотя иногда удавалось добиться некоторых успехов. Например, Путин с подачи автора пенсионной реформы 2002 года Зурабова, бывшего министра здравоохранения и социального развития, внес законопроект о статусе Пенсионного фонда. Пенсионный фонд – некоммерческая организация, которая не отвечает по обязательствам государства, а государство не отвечает по обязательствам Пенсионного фонда. То есть вот такая вообще шарашкина контора, которая получает миллиарды (а теперь уже триллионы) рублей, но ни за что не отвечает.

Тогда мной был подготовлен альтернативный проект. И нам удалось убедить депутатов, что наш законопроект лучше, но они все равно проголосовали за путинский. Это было такое парадоксальное решение, чтобы принять в первом чтении законопроект Путина, но ко второму чтению переделать его в наш. В результате законопроект так и не стал законом. Это чуть ли не единственный случай, когда путинские законопроекты не были приняты.   

К сожалению, характерным примером изменений является судьба Жилищного кодекса. Я был в рабочей группе Госдумы по подготовке проекта Жилищного кодекса. Идет заседание комитета, который отвечал за этот законопроект. И председатель комитета говорит: «Да он сырой, неготовый, надо еще тут многое переделывать». Но встает Грызлов, который был председателем Думы, стучит кулаком по столу и говорит: «Принять. Есть политическое решение». Ну, приняли. Вот мы с 2005 года мучаемся с этим уродом, который до сих пор является уродом, понимаете? Там заплаток гораздо больше, чем основной текст, который был. И, к сожалению, в ЖКХ до сих пор никакого рынка нет. В коммунальных услугах работают монополисты. В жилищных услугах тоже полное отсутствие рынка и, соответственно, безответственность.

Насколько я понимаю, вот так сейчас и принимается большинство законов. Есть политическая воля. А то, что это откровенная юридическая халтура, об этом никто не заботится. И с какой-то точки зрения для власти это даже удобно. Она всегда может трактовать законы в своих интересах и применять их выборочно. Вот такой подход к законодательству, конечно, абсолютно нетерпим.

- Вы верите в то, что мы еще увидим в России парламент, который будет местом для дискуссий, где важные для людей законы не будут приниматься за 5 минут без обсуждения?

Да, я уверен в этом. По очень простой причине: монополия очень эффективна в краткосрочном плане. Она нужна, например, на войне, на пожаре, в чрезвычайной ситуации. Но она очень вредна в долгосрочной перспективе.

Когда один человек начинает думать, что он Господь Бог и все его решения абсолютно правильные, то это обычно приводит к печальным последствиям.

Самый большой враг человеку – это он сам. Никто не может больше навредить, чем он. И мы сейчас прекрасно видим, что господствующая точка зрения одного человека – необсуждаемая, недискутируемая, когда не выслушиваются другие предложения, не рассматриваются другие варианты – приводит к полному застою. Нет экономического роста, есть падение реальных доходов людей. И все, что делается в России хорошее, делается не благодаря власти, а вопреки ей.

- Какое у вас самое яркое воспоминание о Госдуме тех лет?

Пожалуй, самое яркое – это импичмент Ельцину, потому что это действительно уникальный случай в России, когда высший законодательный орган рассматривал вопрос об импичменте президенту. Там было 4 вопроса. Не буду останавливаться на всех. Я отмечу только один – война в Чечне. Я голосовал за импичмент по этому пункту. В 1994 году в декабре вместе с Явлинским и группой наших депутатов мы летали туда, и большего ужаса я в своей жизни не видел. Мы въезжали ночью в этот разрушенный город (Грозный). Танковая колонна, о существовании которой главнокомандующий не знает. По его стране гуляют танки, купленные, видимо, в Военторге. И когда они вошли в город, они расстреляли весь боезапас, стреляя по домам. Это было ужасное зрелище. Если президент не знал, он должен был отдать под суд всех тех, кто это сделал вопреки его воле. Но он покрыл их всех. Значит, ответственность на нем. Президент отвечает за угрозу жизни каждому человеку в этой стране. И поэтому я голосовал за импичмент Ельцину. И, конечно, тогда это была очень острая дискуссия и самый напряженный момент в судьбе Государственной Думы.

Анатолий Голов. Фото: пресс-служба партии

- Анатолий Григорьевич, вам предлагали работу в правительстве, пост министра труда, в частности. Вы отказались. Почему?

Да, было такое. В 1997 году, когда дела стали плохи, Чубайс обратился к фракции «Яблоко» с предложением, чтобы группа депутатов (я не помню, 7 или 8 человек) вошла в правительство, заняв разные посты. Мы долго обсуждали этот вопрос и отказались. После этого Чубайс сделал ряд индивидуальных предложений. Вот Михаил Задорнов согласился, стал министром финансов. Я Чубайса знал еще с середины 1980-х. Когда я работал в Инженерно-экономическом (Ленинградский инженерно-экономический институт), он сначала был студентом, потом аспирантом, потом ассистентом. Мы вместе создавали клуб «Перестройка». И вот он пригласил и говорит: «Давай министром». Я его спросил: «Что делать? Вот то, что у нас записано в программе «Яблока» – отстаивать интересы людей?» Тогда я считал, что ключевым моментом для работника был вопрос выплаты долгов по зарплате. Они тогда достигали громадных цифр. Не платили не то что месяцами – годами людям не платили зарплату. И это были очень серьезные проблемы. Я предлагал тогда многое, что потом было реализовано уже без нас. Он сказал: «Нет, будешь делать то, что я скажу». На таких условиях я, конечно, отказался.

Понимаете, быть пешкой в чужой игре, а не заниматься реализацией тех абсолютно необходимых, на мой взгляд, для страны вещей, новых положений, я был не согласен. И знаю, что Чубайс потом отозвался: «Нет, он не деловой человек. Была такая возможность – стать министром!» Ну вот Михаил Задорнов согласился. Каждый выбирает для себя – женщину, религию, дорогу. (Смеется)

- Вы до сих пор считаете, что лучше с властью не сотрудничать?

Поймите, есть вопросы, по которым с этой властью сотрудничать однозначно нельзя. Нельзя заниматься доносами, нельзя помогать ей сажать людей.

Но, например, я занимаюсь сейчас защитой прав потребителей в ЖКХ. И я не просто требую от власти убрать те или иные нарушения, но я выступаю с конкретными предложениями, как сделать так, чтоб права собственников помещений не нарушали, чтобы они жили в комфортных условиях и платили за это приемлемую плату. Если корабль идет не туда, то это не значит, что не надо убирать на палубе и в каюте. И мы спорим по курсу. Это принципиальные вещи. Например, мы по-прежнему ведем серьезный спор с властью по поводу мусорной реформы, о раздельном сборе мусора. Мы готовы вместе прорабатывать серьезные, реальные решения, которые бы позволили перестать превращать нашу страну в громадную свалку. И можно, конечно, сказать: «Нет, делайте все ваши глупости. Чем хуже, тем лучше». Но это наша страна. Поэтому в неполитических вещах, вещах, связанных с экологией, с защитой прав потребителей возможно взаимодействие с властью. Я бы не назвал это сотрудничеством. Хотя в некоторых моментах возможно и сотрудничество.

Например, работа Игоря Артемьева в Федеральной антимонопольной службе, на мой взгляд, была очень полезна. Да, он не все мог сделать. Но то, что он сделал, – это очень много. И многие вопросы тогда решались нормально. Так что вот такого, что «нет, с этой властью невозможно никакое взаимодействие» – я с такой позицией не согласен. Даже дискуссия – это взаимодействие.

- Вы уже несколько раз употребили словосочетание «защита прав потребителей». Это действительно одна из главных линий вашей жизни. Как так вышло, что Вы стали этим заниматься?

Понимаете, в Советском Союзе ключевым лозунгом общепита было «Ешь, что дают». Выбора не было ни в магазинах, ни в общепите. Более того, все было в дефиците. Вот сейчас смешно. Наверное, многие и не поверят, что, допустим, когда начиналась в каком-то магазине запись на холодильники, в магазине «Лейпциг», например, или аналогичных, где появлялись импортные товары. Запись на женское нижнее белье и тому подобное – люди выстраивались в очереди, писали номерки на руках. И очереди длились годами. На машины, например. Автомашину купить было нельзя. Вот у тебя деньги есть, а купить нельзя. Стой в очереди. Или получай по разнарядке профкома разрешение на приобретение автомашины. В условиях всеобщего дефицита говорить о защите прав потребителей было невозможно.

Первая волна создания этого движения была связана с борьбой за свободную подписку. Нельзя было подписаться на любимое издание, «Огонек», например, – это было вообще недостижимо. После этого мы перешли уже к защите основных прав потребителей. Надо сказать, что закон о защите прав потребителей Советского Союза был для своего времени вообще прорывным. Там была норма о том, что государство должно создать условия, при которых каждый человек будет обеспечен необходимым минимумом товаров и услуг для достойной жизни. Уже в российском законе о защите прав потребителей эта норма исчезла, хотя это одно из 8 прав потребителей, признанных ООН.

И защита прав потребителей – это неполитическая правозащитная деятельность, которая, на мой взгляд, играет очень большую роль. Вот этот подход «Ешь, что дают», к сожалению, сейчас у нас преобладает, например, в политике. Власть действует именно так: «Голосуй за тех, кто есть». Как только кто-то не нравится (Вишневский, Шлосберг, еще кто-то), она снимает их с выборов или вешает ярлык «иностранный агент», «экстремистская организация». И защита прав потребителей стала одним из направлений для меня очень важных, потому что, я повторяю, это неполитическая правозащитная деятельность. Понимаете, с человеком, который готов, чтоб ему, грубо говоря, плевали в суп, бессмысленно говорить о политике. С ним политика может делать то же самое.

В основе защиты прав потребителей лежит чувство собственного достоинства. И на самом деле в политике то же самое. Гражданин – это тот, у кого есть чувство собственного достоинства, и кто готов сам своим трудом, своей инициативой и энергией менять страну к лучшему.

Борис Вишневский и Анатолий Голов. Фото: пресс-служба партии

- То есть когда человек на бытовом уровне готов отстаивать свои права, это уже говорит о нем как о личности.

Да, конечно. Но здесь я бы говорил в обратном ключе. Если человек не готов защищать свои права потребителя, то он никогда не будет защищать свои политические права. Я повторяю, в основе – чувство собственного достоинства, самоуважение. И я хочу сказать спасибо всем тем, кто защищает свои права потребителя, потому что, делая это, вы защищаете права всех остальных. Понимаете, если вы купили плохую вещь или вам нахамил продавец, вы повернулись и ушли, ничего не предприняв, то вы поощряете этого хама-продавца, этого плохого производителя делать так и дальше. Предъявляя претензию, требуя соблюдения своих прав, вы своим рублем отбираете хороших продавцов, хороших производителей.

То же самое в политике. Если вы считаете, что «на выборы я не пойду, это меня не касается и я ничего не могу изменить», грубо говоря, вы уже эмигрант. Вы еще не уехали, но это уже не ваша страна, и вы говорите: «Делайте со мной, что хотите». После этого не удивляйтесь, что повысили пенсионный возраст после выборов. Не удивляйтесь, если завтра примут еще какие-то репрессивные законы, которые будут бить по вашему карману. Вы сами заранее согласились со всем этим.

- Я хочу спросить еще о Петербурге, в котором Вы живете большую часть жизни.

Да, я почти всю жизнь живу именно там.

- В 2014 году «Яблоко» выдвигало вас кандидатом в губернаторы Петербурга. Но тогда вас не зарегистрировали.

Да, к сожалению, после выборов, по-моему, 1997 года, когда у нас был зарегистрирован кандидатом Игорь Артемьев, ни один кандидат от «Яблока» в губернаторы зарегистрирован больше не был. Сначала Путин просто отменил выборы губернаторов. Потом был введен очень жесткий фильтр. И ни я, ни Вишневский на последних выборах не были зарегистрированы.

Велопробег "Яблока" в Санкт-Петербурге. Фото Владимира Верховых

- Но если представить, что Вы участвовали в губернаторских выборах и победили, что бы Вы изменили в Петербурге сегодня?

У Петербурга есть две проблемы ключевых, или даже три. Первая проблема – Петербург задыхается в объятьях Ленинградской области. Нет нормального взаимодействия между Питером и областью. Это касается транспорта, здравоохранения, того же мусора (твердых бытовых отходов), и целый ряд других проблем. Наиболее ярко это отражено в программе «Большой Петербург», которая была подготовлена целой группой наших экспертов во главе с Явлинским. И то, что мы зажаты областью, мешает городу развиваться.

Тоже самое транспортная проблема. Город в значительной мере создавался, когда был совершенно другой транспорт. И хорошо, что мы были столицей: в то время строили широкие улицы. Колоссальные проблемы с метро в Питере. При громадных расстояниях строится мало станций. Вот эти проблемы необходимо решать.

И, конечно, это вопрос развития города с точки зрения экономики. К сожалению, на мой взгляд, здесь нет четко и ясно выбранных направлений развития города. Основным направлением все-таки должны становиться наука, научные знания, высокотехнологичные производства. В советское время у нас строились гиганты (Кировский завод и тому подобное). А сейчас город должен идти, на мой взгляд, по другому пути.

Поэтому ключевые направления развития должны быть четко и ясно определены. И здесь должны создаваться благоприятные условия как для крупного бизнеса, так и для малого бизнеса. А город решает свои финансовые проблемы простым путем. Идет жалоба Путину. Путин говорит Миллеру: «Ну-ка, Газпром, брысь в Питер». И бюджет Петербурга значительно увеличивается. Вовсе не благодаря работе губернатора и петербуржцев, а благодаря мановению пальца солнцеликого. Ну, послушайте, невозможно так решить все проблемы города.

- Мы с вами говорим за месяц до выборов в Госдуму. «Яблоко» уже активно ведет свою кампанию в регионах. В 2021 году партия подверглась критике, возможно, как никогда раньше. Несмотря на это, почему «Яблоко» достойно поддержки?

Да, критика нашей партии звучала со всех сторон. Власть очень недовольна тем, что мы защищаем политзаключенных, что мы поддерживаем многие позиции, которые она считает неприемлемыми, и атакует нас. С другой стороны нас обвиняют в том, что мы недостаточно радикальны, и говорят: «А почему вы не вышли в начале года на улицы? Вот если бы вы призвали выйти, мы бы…» А что «мы бы»? На улице эти проблемы не решаются. Они решаются в борьбе за власть. Поэтому мы идем на выборы и представляем интересы очень широкого круга людей. Я не радуюсь этому, но, к сожалению, мы фактически остались единственной партией, которая представляет интересы людей демократических взглядов. Мы социально-либеральная партия, и эту нишу представляем только мы.

Мы говорим о том, что для процветания страны нужно менять экономическую политику, нужны политические свободы, нужен независимый суд и еще многое другое, что записано у нас в программе. И мы, несмотря ни на что, будем этого добиваться.