Глава 3. Формирование групп влияния и олигархической системы власти в 90-х годах ХХ в.

3.1. Типология капитализма и «третий путь»

В 1980-х, в разгар «последней битвы» между капитализмом и социализмом, многие аналитики были склонны оценивать исход этой битвы исключительно в черно-белых тонах. Популярное изречение того времени гласило: третьего не дано. Либо вы имеете тоталитарную социалистическую систему, либо рыночную экономику и политическую демократию. Любопытно, что это восприятие в черно-белом цвете в равной степени и безоговорочно было распространено по обеим сторонам «железного занавеса», правда с диаметрально противоположными представлениями о том, какая система в конечном итоге выйдет победителем. Эйфория, начавшаяся сразу после краха коммунистической системы в Восточной Европе и в бывшем Советском Союзе, также основывалась на представлении, что теперь, когда социализм побежден, бывшие коммунистические страны начнут торжественный марш к освобожденному от оков капитализму. Как мы видим, этого не случилось (во всяком случае, в России и в большинстве других стран бывшего Советского Союза). В ответ на это, а также на проблемы, возникшие в развитии некоторых новых индустриальных стран (преимущественно в Юго-Восточной Азии), начался поиск аналитических концепций, которые все-таки вместили бы возможность «третьего пути».

К настоящему времени аналитики придумали различные термины для описания политико-экономических систем, которые, несмотря на наличие элементов рыночной экономики, а иногда даже элементов политической демократии, тем не менее не отвечают стандартам, установленным западными промышленно развитыми странами. Один из таких терминов, «приятельский капитализм», применяется, главным образом, в отношении некоторых стран Юго-Восточной Азии. Он описывает ситуацию, когда самые лакомые куски в бизнесе розданы преданным друзьям или родственникам правящей фамилии (как в Индонезии, где правил Сухарто), или, в более общих чертах, экономическую организацию, в которой принцип независимых конкурентных отношений не применяется к большинству сделок и где предпочтение отдается «бизнесу между приятелями». Некоторые элементы этого явления, конечно, можно обнаружить и в западных промышленно развитых странах, но там они не образуют доминирующую парадигму. Во многих же новых индустриальных странах и в некоторых странах с переходной экономикой приятельский капитализм, похоже, стал доминирующей формой экономической организации.

Стивен Чунг, рассматривая системы собственности, использовал выражение «индийская система» для описания третьей системы очерчивания прав собственности, отличной как от частной собственности, так и от систем иерархического порядка. В его определении «индийская система» – это система институционализированной коррупции [204, с. 248]. В самой России аналитики все чаще в последнее время используют выражение «олигархический капитализм», которое описывает ситуацию, при которой около дюжины крупных финансово-промышленных групп (ФПГ) осуществляют практически полный контроль над экономикой и государством. Их олигархический контроль над экономикой страны и полукриминальные методы, используемые в отношениях друг с другом и с правительством, напоминает некоторые страны Латинской Америки в семидесятые и восьмидесятые годы прошлого века.

Однако на деле подлинная сущность зарождающегося в России капитализма гораздо сложнее любых из приведенных выше определений. Отличительной чертой современной российской экономической системы является отсутствие единой связной структуры, которая, к лучшему или к худшему, но объединила бы эту систему в единое целое. Нет установленных правил конкурентной рыночной игры. Но в то же время не вполне установилась и система приятельских отношений в бизнесе (параллельная экономика определенно не отвечает этому понятию; деловые отношения, устанавливаемые в ней, по большей части настолько же сухи и обезличены, как и при независимых конкурентных отношениях). И хотя коррупция расцвела пышным цветом, она еще не до конца «институционализировалась», как в «индийской системе». Экономический ландшафт сегодняшней России представляет разнообразную и очень раздробленную картину, в которой, по большей части, каждое постгосударственное предприятие в отношении злоупотреблений продолжает действовать в своем отдельном сегменте параллельной экономики и сохраняет сеть неформальных отношений с другими постгосударственными предприятиями через систему бартерных сделок, задолженностей и поиска рентно-дотационных доходов в отношении официально выпускаемой продукции. Система неформальных экономических связей между высшим руководством постгосударственных предприятий копируется рядовыми сотрудниками на каждом уровне иерархии рабочих мест. Даже когда такие постгосударственные предприятия формально объединяются в финансово-промышленные группы, эти группы зачастую представляют собой всего лишь слабо координируемые конгломераты, и трудно оценить действительную степень экономической власти, которую такие группы имеют по отношению к отдельным входящим в них постгосударственным предприятиям.

В этой главе мы сосредоточим внимание на анализе общероссийских (в отличие от региональных и местных) групп влияния, которые формируют «олигархическую» часть капитализма в современной политико-экономической системе России. Мы увидим, что такой анализ имеет крайне важное значение для определения направления, в котором движется переходный процесс в России, и для оценки его перспектив. «Олигархическому капитализму» уделяют наибольшее внимание также и аналитики, журналисты и политики. Подсчеты показывают, что ведущие ФПГ уже приобрели контроль над предприятиями, которые производят более 50% ВНП страны. «Олигархи» (главы ФПГ и других крупнейших групп влияния) не жалеют сил, чтобы представить себя неоспоримыми властителями российской экономики, а некоторые из них открыто предъявили претензии и на политическую власть. Действительно, их контроль над большей частью зарождающейся квазирыночной денежной экономикой в России позволяет олигархическим группам осуществлять громадное политическое влияние в Кремле.

Однако, как упоминалось выше, не все так просто. Важно не путать часть с целым и не терять из вида другие миры, вращающиеся на орбитах российской экономики и государства. Эти миры представлены безденежной и увядающей, но все еще существующей экономикой постгосударственных предприятий, военно-промышленным сектором, региональными и местными структурами параллельной экономики, хотя эти части российского капитализма могут легко избежать внимания тех наблюдателей, которые сосредоточивают внимание на экономических параметрах, поддающихся прямому измерению, таких как цены на акции, учетные ставки и иные индикаторы финансового рынка.

Во второй половине 90-х годов всего лишь чуть более 30% промышленного производства в России обслуживалось деньгами как средством обмена. Учитывая, что основу контроля «олигархов» составляет контроль над движением денежной наличности, они могли иметь преобладающее влияние на максимум 30% от объема продукции, производимой постгосударственными предприятиями, формально находящимися под их патронажем, а 30 от 50% составляет всего лишь 15% ВНП. Это, конечно, большая часть, но не подавляющая. Небольшие группы влияния, возникшие в процессе упадка и краха плановой экономики, все еще играют доминирующую роль на экономической и даже политической сцене переходного общества в России (главным образом, на региональном и местном уровнях)⁴¹. Не следует забывать и то, что Россия есть и будет оставаться ядерной державой. Это означает, что в ней всегда будет присутствовать не очень многочисленная, но имеющая очень сильную мотивацию военно-промышленная элита, выступающая против полного преобладания ФПГ и их коммерческих интересов над тем, что она считает приоритетами государства. Короче говоря, российский капитализм, даже в его нынешней эмбриональной стадии, уже демонстрирует черты в высшей степени своеобразной политико-экономической системы, которую следует анализировать, не прибегая к помощи зачастую вводящих в заблуждение аналогий.

Таким образом, то, что мы видели в конце 90-х годов в России, являлось переходным процессом в самом строгом понимании этого слова, процессом формирования новой системы, которая еще не пришла в долгосрочное и даже в среднесрочное равновесие.

Сегодня ситуация изменилась. То, что сейчас представляет собой социально-экономическая система России, уже не переходная экономика. Это сложившаяся система. Ее характеристики и особенности мы опишем в следующей части работы.